Владимир Паперный - Архив Шульца [litres]

В ОВИРе все произошло быстро. Их назвали предателями родины, демонстративно порвали советские паспорта, сказали, что они никогда не вернутся на родину, и выдали какие-то мятые бумажки с печатями и их фотографиями.

Любопытно, что уроки Ликенион сработали, карнальный контакт с Аллой состоялся. Первый раз это показалось им чем-то вроде принудительной физиотерапии. Потом оба долго со смехом обсуждали, что именно это было – они действительно были скорее друзьями, чем любовниками. Потом постепенно, как старый паровоз, с усилием набирающий скорость, выпуская пар и прокручивая колеса на месте, они дошли до вполне приемлемых результатов, то есть примерно до того уровня, к которому супруги приходят на десятом году брака.

Билеты были куплены на 31 марта. Гости приглашены на пятницу 27-го. Утром поехали сдавать чемоданы на проверку в таможню. Там выяснилось, что все словари русского и английского языков, преподаванием которых Алла собиралась зарабатывать, взять с собой нельзя.

– Но они мне нужны для работы, – говорила Алла таможеннику.

– А что у вас за работа?

– Я преподаю в педагогическом институте.

– Вот принесите нам справку оттуда, и мы вам разрешим взять словари.

Алла помчалась на такси к себе в пединститут, а Шуша поехал домой готовиться к приему гостей. Через полтора часа влетела растрепанная Алла и закричала с порога:

– Катастрофа! В отделе кадров меня спрашивают, куда справка. Я говорю, в ОВИР. Зачем? Для выезда на ПМЖ. Что?! Вы что, не знаете, что вы обязаны сначала уволиться? Мы сейчас позвоним в ОВИР и потребуем, чтобы они аннулировали вашу визу…

– Подожди, – сказал Шуша, которого это сообщение неожиданно привело в спокойное и сосредоточенное состояние. – Смотри, сейчас уже шесть часов вечера, пятница. Сегодня они звонить не будут, а если даже будут, в ОВИРе все уже разбежались по домам. Завтра ОВИР не работает. Ты сиди развлекай гостей, а я поеду в Шереметьево и попробую обменять билеты на завтра. На всякий случай ничего никому не говори, скажи, я застрял на таможне.

Схватив единственный полностью упакованный чемодан, он выскочил на Большой Каменный мост, тут же поймал такси и помчался в Шереметьево – экономить деньги было уже бессмысленно. В вестибюле аэропорта почти никого не было. За окном кассы “Аэрофлота” сидела девушка в темно-синей форме.

– Я хотел бы поменять билеты, – сказал Шуша как можно более незаинтересованным тоном, хотя сердце бешено колотилось.

– Виза есть? – спросила девушка.

– Есть. Вот виза и билеты.

– Когда хотите лететь?

– Чем скорее, тем лучше.

Она полистала что-то вроде амбарной книги.

– Билеты на Вену есть на завтра. Вас устроит?

Он сделал вид, что размышляет, хотя сердце билось еще сильнее.

– Пожалуй, подойдет, – сказал он задумчиво.

– Цена такая же, доплачивать не надо.

Он молча кивнул. Девушка что-то писала на бланке.

– Вот ваши новые билеты.

Схватив визу, билеты и чемодан, уже забыв про конспирацию, он помчался через весь зал к телефону-автомату и стал звонить другу Женьке.

– Привет, – сказал Женька. – Ты нас с Витькой поймал в дверях, мы уже ехали к вам на проводы…

– Я не дома! Можете взять такси в Шереметьево? – прокричал он в трубку. – Я заплачу́. Жду вас у входа в таможню.

Когда они наконец встретились, было уже около девяти вечера. По стеклянному коридору таможни тянулась огромная очередь. Стало ясно, что им предстоит провести в этом стеклянном пространстве всю ночь.

– Ты садись на чемодан, – сказал Женька, – мы пока постоим.

– Садись ты, – ответил Шуша. – Будем меняться. Я сидеть не могу. Меня все еще колбасит.

Их очередь подошла около шести утра. Они были последними. Два сонных таможенника в зеленой форме, примерно того же возраста, что и они, лениво потыкали в открытый чемодан, потом один из них махнул рукой и сказал:

– Всё, идите домой. Всё в порядке. Чемодан получите в Вене.

Шествуя по стеклянному коридору, в полной тишине опустевшего аэропорта, друзья услышали, как один таможенник сказал другому:

– Симпатичные ребята.

– Да, – сказал другой со вздохом. – Обычно приходится иметь дело с такой серой массой.

Домой Шуша вернулся около семи утра. Гости уже разошлись. Во всех четырех комнатах были навалены бумажные тарелки с остатками еды, пластиковые стаканчики с недопитым красным вином, пол усеян окурками. Стоял тяжелый запах кислой еды, смешанный с табачным дымом. В их спальне на кровати сидели сонные и не совсем трезвые Алла с сестрой Нинкой.

– Ну что? – спросила Алла.

– Буди Мику с Никой. Через четыре часа вылет.

– А вещи?

– Чемодан сдан в таможню. Про остальные забудь.

– Правильно! – вдруг громко произнесла очнувшаяся Нинка. – Именно так из этой блядской страны и надо уезжать! Все бросить и рвать когти.

Последние четыре часа, до того мгновения, когда Ту-134Б оторвался от взлетной полосы, Шуша и Алла находились в панике. А что если отдел кадров все- таки позвонил в ОВИР? Когда они уже сидели в самолете, каждый новый входящий пассажир казался им то милиционером, то пограничником. Вошел кто-то похожий на Сергея Ивановича, Шуша вжался в кресло, но тот прошел мимо.

– Ну всё, – облегченно сказала Алла, когда они наконец взлетели.

– Подожди. Мы еще над советской территорией.

Он все еще не решался выпустить из рук их единственную ручную кладь – пишущую машинку “Рейнметалл”. Вместе с Аллой, Никой и Микой машинку можно было считать наследством Сеньора. Обещание “вернуть Аллу в целости и сохранности” было перевыполненным.

С пассажирами этого рейса, а их было 76, произошла метаморфоза: до пересечения границы они были эмигрантами, а сразу после – иммигрантами. Сами они этой метаморфозы пока не ощущали. В Вене их встречали представители конкурирующих агентств – израильского Сохнута, толстовского фонда, Джойнта, ХИАСа и других. Сохнутовец в черном костюме и черной шляпе стоял прямо у трапа и голосом строгого директора школы говорил по-русски без акцента:

– Так. Документы сюда, пожалуйста! Быстро, не задерживаем остальных! Документы!

Пассажиры, включая Шушу с Аллой, безропотно протягивали ему свои документы. Если бы эти люди не провели всю свою жизнь в СССР, они бы наверняка сказали: кто вы такой? Покажите сначала ваши документы. Мои документы останутся у меня.

Но такая дерзость не могла прийти им в голову, как прекрасно понимал сохнутовец, такой же иммигрант из СССР, но приехавший на несколько лет раньше. Представители Толстовского фонда, Джойнта, ХИАСа и других организаций стояли неподалеку и не делали попыток вмешаться – они знали, что статистика на их стороне. Когда всех погрузили в автобусы, Шуша пересчитал, их было 70. Значит, шесть человек откуда-то знали, что у них теперь есть право выбора. Кто-то их предупредил или дошли своим умом?