Александр Проханов - Горящие сады

Утром под окна подкатил на «уазике» Ступин и, браво развернувшись, загородил свет черно-желтой эмблемой с надписью: «Проект Лимпопо», железной дверцей, исхлестанной о колючие заросли.

— Завтракали, Кирилл Андреевич? — он спрыгнул на землю в полевых из мягкой кирзы сапогах, в мятом картузе, с кожаной сумкой через плечо, похожий на деревенского землемера или на председателя степного колхоза. — Значит, так, Кирилл Андреевич, программа у нас такая. Осмотрим наше хозяйство, наше богатство. Как варим трубы, обучаем мозамбикских рабочих. Так сказать, варим швы дружбы. Потом, если желаете, поедем на трассу водовода, как раз сегодня вывоз труб состоится. Посмотрите на нашу артиллерию. Там же, неподалеку, в новой деревне открываем водопровод, подключаем колонки. Как говорится, праздник воды. Оттуда на катере по Лимпопо обратно, домой. А вечером милости просим к нам в гости. У зама моего день рождения. И вам приглашение персональное!

Он улыбался растресканными губами, шевелил белесыми бровями. И Бобров, глядя на него, испытывал чувство облегчения и благодарности. Чувство уверенности от его суетливо-веселых движений, подмигиваний, от всей его сути, проверенной в другой, любимой земле.

— Так что, если готовы, Кирилл Андреевич, — едем!

В машине, в заднем отсеке, лежали буровые насадки. («Может, успеем к буровой проскочить. Бурим вдоль всей Лимпопо на пресную воду для будущих кооперативных хозяйств».) Перетянутая ремнями папка с торчащим сочным корневищем и стеблем. («Да вот, ботаника нашего подвезу на ландшафт. Составляет гербарий поймы, подсчитываем травяные ресурсы для будущих животноводческих ферм».) Марлевый белый сачок на палке. («Энтомологи, мухоловы наши, просили захватить. Изучают насекомых-вредителей».) И пока катили по городку, обгоняя велосипедистов, медлительных женщин, несущих на головах тюки, кувшины, длинные суковатые бревна, Ступин, крутя баранку, рассказывал о «проекте Лимпопо». О ломте африканской земли, отнимаемом у наводнений и засух, отдаваемом в руки республики. Добыли себе свободу, теперь добывают хлеб. Учатся по-новому жить. Строят дома и дороги. Строят самих себя. В великих трудах, в нетерпении строят новую Африку.

Машинный двор на берегу Лимпопо. Запах солярки, железа. Механик, красный и гневный, кому*то грозит кулаком, складывает губы в короткое беззвучное слово. «КрАЗы» выбрасывают синюю гарь, выруливают под погрузку. Краны кладут на прицепы сваренные стальные хлысты, тяжелые, как дальнобойные пушки. Шифером крытый навес — защита от палящего солца. Дощатый верстак с накатом круглящихся труб. Сварщики — белый и черный — искрят, шелестят электродами, варят трубные стыки. За их головами, сквозь сталь, — туманная зелень поймы, ленивый разлив Лимпопо.

Спасаясь от солнца, Бобров вошел под навес. Два сварщика, африканец и русский, менялись держателями, озарялись взрывами света. Один, в кепке козырьком на затылок, с рыжим, прилипшим ко лбу вихром, бугрил под рубахой мускулы, объяснял другому, худому, чернильно-блестящему, в засаленной красной каскетке, в подражание первому свернутой козырьком на затылок.

— Да ты, Альварес, маткин берег, тоньше, тоньше вари! Вот так подводи! Ты его чувствуй огнем, не железом! — он умащал свою речь португальскими, с чудовищным произношением словами. Вкладывал держатель своей белой рукой в темную руку напарника, и они вместе, как на плакате, варили трубу. Словно от контакта этой белой и темной плоти вспыхивала дуга электричества, плавилась и брызгала сталь. — Ты понял, Альварес, что я тебе говорю?

— Си, си! — кивал африканец, отнимая остывшую, наполненную алым соком иглу. — Маткин берег!

— Вот беда, обратился рыжеволосый к Ступину. — Которую неделю вместе работаем. Он уж варить научился, а толком не поговорили ни разу. На пальцах кое-как объясняемся! Он русский, как я португальский! Разговариваем друг с дружкой огнем и железом. Вот и все любезности! А я бы ему хотел объяснить!

— Что ты ему хочешь объяснить? — предложил свои услуги Ступин. — Могу перевести.

— Ну да? Так переводите, давайте! — обрадовался сварщик.

Положил свою тяжелую руку на острое плечо африканца, оглаживая его. И тот, понимая, приготовился слушать. Открыл белые зубы, показал быстрый алый язык, облизнув пересохшие губы.

— Вы ему вот что скажите, — сварщик тыкал себе в грудь железным; напоминавшим зубило пальцем. — Что вот я, Николай Потапов, сварщик высшего класса, каких и в России мало, верно говорю! Могу варить фольгу для конфет, а могу и броню для танка. Но больше, конечно, трубы для пресной воды. Перевели? Хорошо. Теперь дальше ему скажите, где Потапов пройдет с аппаратом, там после него вода течет. Москву пресной водой поил, Москва мою водичку пьет. В Кызылкумах нитки водоводов тянул, и сто садов после меня выросло. Где электродом кольну, там и яблоня! Где кольну, там и груша! Еще скажите: сюда, в Шай-Шай, к ним приехал, чтоб его профессии научить, прочные швы варить, по-русски! Ну, жизни ему хорошей желаю и все такое! Ну конечно, по жене я соскучился, и по сыну, и по снегу, и по городу Саратову. Скажите ему, есть такой город хороший! А в Африке мне у них в общем*то нравится, есть на что посмотреть. Волгу я видел. Обь знаю. Енисей, Сырдарью — тоже. А теперь Лимпопо узнал. Река, конечно, хорошая, хотя воду из нее пить нельзя. Польза с нее будет, если с умом подойти. Ну что ему еще*то сказать?

Ступин серьезно, старательно переводил, и Боброву казалось: он пропускает сквозь себя горячую силу, исходящую из одной бесхитростной открытой души, вливает ее в другую. В этой силе присутствует бескорыстное желание блага и печаль по оставленным дома, по любимым лесам и раздольям, к которым стремится душа.

Потом говорил африканец, Ступин переводил, а Потапов склонил голову набок, чтобы надежней и лучше услышать.

— Альварес Недру Массинге — я. Вот здесь моя деревня, Муланго, рядом. Нас три брата было. Отец наш умер, когда ему было тридцать шесть лет. Все у нас так в Му-ланге живут — недолго. Старший брат сражался в рядах ФРЕЛИМО, хорошо воевал, герой, его убили португальцы. Средний брат сейчас служит в армии, тоже герой, сражается с врагами в Софале. А я мусор собирал в Шай-Шае, больше ничего не умел. А теперь вот умею, сварщиком стал. Мы построим водовод к Муланго, чтобы наши люди пили чистую воду и не болели. Чтобы был рис у нас, были школы, были врачи. Пусть наши люди живут долго, пусть до старости живут. Не воюют, а рис сеют. Я пока не женат еще. Но выучусь до конца на сварщика, заработаю денег, тогда и женюсь. У меня будет много детей. Одного я назову — Потапов. Ты, Потапов, когда поедешь в свой город, ты пришли мне снег посмотреть. Ты, Потапов, хорошо объясняешь, учишь. Спасибо! Маткин берег!