Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее
- Название:Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Аттикус
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:978-5-389-20255-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее краткое содержание
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Можно ли сказать, что Геродот – отец истории в этом смысле? На самом деле он жил в период перехода от первого образа мысли ко второму. В его времена «философия истории» греков еще уходит корнями в миф. Геродот и сам верит в Немезиду. Но тем не менее его «История» – это попытка понять прошлое, представить его постижимым для разума, то есть упрощенным образом, а также с его помощью представить себе будущее. «На место эпического соположения приходит уже историческая фиксация, когда события связываются между собой в порядке их реального становления, то есть в порядке умопостигаемом». Впрочем, сам историк уже с первой фразы объявляет, что намерен делать: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения… [чтобы] великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».
Почему же у Геродота возник этот новый для тогдашней Греции замысел – написать мирскую историю? Здесь мы подходим к главной мысли г-на Шатле: о связи исторического и политического. Греко-персидские войны дают начало новому миру. Эллин рождается к чисто политической жизни и осознает свой статус гражданина. Отныне он существует не как член религиозной общины, прошедший обряд инициации, не как член рода, восходящего, быть может, к одному из мифологических героев, но как гражданин, который участвует в жизни государства или полиса. Этот гражданин действует (например, сражается) в чувственном, светском мире. Он обретает бытие во времени и завоевывает качество действующего лица истории. Не случайно Геродот пишет во времена Греко-персидских войн, а Фукидид – во времена Пелопоннесской войны. Эти крупные потрясения требуют коллективного осознания. И мы сами убедились в этом, когда во время и после великих войн жадно упивались нашей историей. Посредством политической жизни воспоминание превращается в событие.
Значит ли это, что история вышла из головы Геродота в полном вооружении, такой, как ее понимают современные историки? Естественно, нет. Хронология у него неточна, критика документальных свидетельств поверхностна. Он отводит важное место Немезиде, ревности богов, карающей «гибрис» [660], избыток могущества или гордыни, «слепых, разнузданных страстей, предвозвестительниц падения царей». Ксеркса неизбежно постигнет кара, потому что он не сумеет вовремя остановиться. «Никогда меж собою не будет подобно племя бессмертных богов и по праху влачащихся смертных», – сказал Гомер. Если смертный пытается преодолеть пропасть между ними, он упадет в нее. «Груды мертвых тел у Платев будут безмолвным своим языком гласить взорам людей до третьего колена о том, что не подобает смертному вынашивать мысли, превышающие удел человеческий». Но, отдав дань великой Немезиде, Геродот весьма умно и искусно показывает роль в истории индивидуальных, случайных воль.
Еще более удивительное его достоинство: он способен на беспристрастность. Его мир не таков, как у манихеев. Не всеми добродетелями наделены греки, не во всех преступлениях виновны варвары. Война стала неизбежной из-за противоречия между мирской жизнью полисов, подчиняющейся законам, и теократической империей, обладающей сильными административными структурами. Победа эллинов радует Геродота, но он ни разу ни словом не хулит обычаи и культуру, не шельмует расу противника. На протяжении всей «Истории» он старается преподать грекам урок релятивизма. Большой путешественник, наблюдавший чужеземные нравы, он, подобно Монтеню, обретает снисходительность и понимание. Он славит греков за сдержанность, любовь к свободе, гражданское мужество; он восхваляет варваров за отвращение ко лжи, за приверженность к прекрасным подвигам, за преданность государю. Одним словом, он не только историк, но и гуманист.
Следующий шаг по направлению к нам делает Фукидид. Наш друг Тибоде [661]мог в 1915 году отправиться в «поход с Фукидидом». Геродот еще близок к Эсхилу, Фукидид, как и Еврипид, «вольнодумец». Аристократ, выбранный стратегом и изгнанный из Афин за то, что был неудачливым военачальником, он на досуге, пребывая в необременительной ссылке, описал сражения, свидетелем которых был. Он – свидетель активный, разбирающийся в государственных делах и обращающийся к документам, у него рационалистический склад ума, он не придает значения оракулам и пророчествам. Его «История» – не столько повествование, призванное сохранить память о событиях, которые изменили лицо Греции, сколько рассуждение, из которого он намерен вывести общие законы страстей, управляющих политикой. Его труд «найдут полезным те, кто пожелает иметь ясное и верное представление о прошлом, ввиду того, что, по свойствам человеческой природы, и в будущем когда-нибудь может произойти нечто подобное…». Это скорее не парадное сочинение для современной публики, а «нетленное сокровище».
Ktéma eis aei… нетленное сокровище, которым смогут руководствоваться грядущие поколения и особенно политики. По правде говоря, я, как и Валери, считаю, что уроки из истории извлекать невозможно. Все течет. Нельзя два раза войти в одну и ту же реку. В гераклитовом космосе ни одна ситуация не повторяется. Мы восхищаемся речью Перикла (надгробным словом первым погибшим воинам), какой-нибудь нынешний государственный деятель мог бы сочинить такую же, если бы обладал талантом. Но наши проблемы – совсем иные, и современная мировая война мало чему могла бы научиться у Пелопоннесской войны, разве что некоторым вечным нравственным ценностям. И тем не менее Фукидид с его замечательным стилем написал самую настоящую, умную и искусную историю, которая усеяна прекрасными портретами – Перикла, Алкивиада, Клеона. Г-н Фласельер [662]справедливо заметил, что по своим достоинствам историка он превзошел даже своих последователей [663]. С философской точки зрения он привнес идею о том, что можно успешно бороться с человеческой натурой безупречным поведением, полным пониманием ситуации и напряженным усилием, разум способен преодолеть судьбу.
Вот только достоинства, необходимые для победы над Немезидой, – умеренность, авторитет, трезвый ум – редко соединяются в одном человеке. После Перикла Периклов больше не будет, и верх одержит рок или случай. Отсюда искушение выйти за пределы истории и создать идеальную Республику вне любого реального полиса. Это будет Платон. Для этого философа, гражданина побежденных Афин, только что отправивших на смерть лучшего из своих сынов, Сократа, самого законопослушного и в то же время самого свободного, ход истории есть бессвязная и жестокая драма. Отчаявшись сделать ее доступной разумению, Платон смешивает миф с реальностью и создает рациональную философию истории – философию умопостигаемую, но оторванную от реальности.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: