Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

– Решай на здоровье. – Венди успокоительно подняла руки.

– Мне решать! – повторил Эллиот, будто с первого раза она могла неправильно его понять.

Над головой Венди услышала топот одной, а потом и второй пары ног, эдакое маленькое стадо. Как день сложится дальше, понятно: Эллиот запрется в кабинете, начнет куда-то звонить, может, погоняет во дворе мячики клюшкой для гольфа, в беспроводных наушниках, а она будет мыкаться с Айданом и Захари, пока они под вечер не угомонятся, а папочка заглянет поцеловать деток на ночь. Захоти он жить где-то еще, едва ли они это заметят.

Один из мальчишек, кажется, Айдан, испустил мощный вопль.

– Посмотришь, что у них там такое? – спросил ее Эллиот.

– Сам посмотри, – заявила Венди и порадовалась собственному ответу. – Дай мне это предложение, хочу поглядеть, что там такое. Пойду почитаю.

– Ты что, Вен, с дуба упала? У меня рабочий день. – Он продолжал сидеть, как нетерпеливый клиент в ресторане.

Венди взяла со стола ключи.

– Я тебе делаю одолжение, можешь сказать спасибо.

У Эллиота отвисла челюсть – что еще за наезд? Вид у него был такой глупый, что Венди рассмеялась.

– Могу предположить, что Айдану захотелось на горшок. Вот и проверь горшок, когда поднимешься к ним, иначе целый час будешь смывать какашки со стен и пола, а детки будут скакать на тебе верхом. Скоро вернусь, тогда выручу тебя. К вечеру буду точно.

Эллиот фыркнул. Венди поняла, что он просто боится собственных детей.

– Справишься, – бросила она и вышла за дверь.

Астрид верила в важность хорошего обеда. Когда их с Расселлом было всего двое, процедура напоминала детскую игру: матерчатые салфетки, подсвечники. Потом появился младенец Эллиот, мрачное и хилое существо, словно отданное на постриг в монахи, его вполне устраивала горбушка хлеба, которую он грыз минут пятнадцать. Следующее прибавление – Портер, эта истошно вопила и могла швырнуть горсть гороха, но ела все, что попадалось под руку, даже скользких устриц. Дальше семью пополнил Ники, ему нравилось прижимать к себе мягкую пищу, и после каждой еды его приходилось мыть, Астрид смывала с него сгустки морковного пюре, орехового масла, кукурузу со сливками – всего, что клали ему на тарелку. Это были лучшие годы, когда дети росли, с их большой разницей в возрасте (один учил таблицу умножения, другая возилась с ушками для шнурков на обуви, третий делал по ковру первые шаги), и Астрид с Расселлом хотя бы пять минут в день наслаждались подлинным чудом, не важно, какими хаотичными и утомительными были остальные тысяча четыреста тридцать пять минут. Потом Эллиот уехал учиться в колледж, а Портер и Ники еще не вышли из подросткового возраста, тут-то катание на американских горках и обернулось темным тоннелем, и не успела Астрид из него вынырнуть, как Расселл отдал богу душу, и оказалось, что конца тоннелю нет. Перед этим Астрид надеялась, что тоннель кончится – и они с мужем полетят в другие страны, будут стоять поближе к гиду, который машет цветным флажком, арендуют экскурсионное судно, да мало ли. Теперь, чисто умозрительно, можно сказать: это была бы прекрасная и волнующая глава в их жизнях.

Здорово, что сейчас появились Берди и Сесилия – вот тебе и семейный обед. Готовить только для себя Астрид порядком надоело. Многое утратило смысл. Кого кормить ребрышками, курицей в винном соусе? Раньше в ее распоряжении имелось два стола – массивный прямоугольник в гостиной и, что чаще, маленький, приткнувшийся в углу кухни. У каждого места – матерчатые салфетки. Она не переживала, когда дети подросли и начали помогать ей наводить порядок, когда перестали швырять еду на пол. Любой родитель много времени проводит на коленях, пытаясь отскрести куски вросших в пол вчерашних макарон.

Почему же не было детей у Барбары Бейкер? Астрид это всегда казалось странным. Конечно, любая женщина вправе решать, заводить детей или нет, хотя в годы их молодости отказываться от материнства как-то не поощрялось, от тебя ждали другого. Однако именно Барбара всегда наклонялась и заговаривала со своими маленькими питомцами, которых водила через улицу, во время сборищ в ратуше всегда подкладывала к домашним рисовым хрустяшкам конфеты, на Хэллоуин наряжалась. Не говоря уже о куче домашних животных. Вообще, Барбара была лучше приспособлена для материнства, чем она, Астрид, – более терпеливая, наверное, охотнее заводила бы бесконечные разговоры про динозавров, расторопнее орудовала бы детскими ножницами. Астрид знала, в чем ее возможности ограничены. А как без ограничений? Поэтому с незнакомыми людьми ее дети всегда вели себя вежливо.

Сесилия сидела за столом и читала. Астрид с удивлением отметила, что в школе до сих пор изучают Сэлинджера. Разве он не спал со школьницей? Им надо читать Тони Моррисон – вот кто борется за добро и равноправие! Казалось бы, чего проще – убрать из школьных программ всех лицемеров и сексуальных маньяков, попросту убрать всех мужиков. Конечно, приличные люди среди них тоже попадаются, но сухой остаток будет положительным, жаловаться никому и в голову не придет. Все равно приятно видеть маленькое личико, уткнувшееся в книжку, локти неуклюже опираются о стол. Астрид замерла у разделочного стола и просто смотрела на внучку. Именно этого она хотела – впрочем, этого хотят все. Чтобы рядом были дети твоих детей, чтобы ты была еще не совсем старой и видела, как они растут, делают самостоятельные шаги – конечно, в пределах здравого смысла. Бабушка и мама – не одно и то же, слава богу, даже с таким ребенком, как Сесилия. Сыновей Эллиота она и представить не могла за чем-то подобным – когда они смогут спокойно сидеть и читать книги, Астрид будет либо в преклонном возрасте, либо переправится в мир иной. А Сесилия – вот она, от такой гостьи одно удовольствие. Все же что-то верное она в Ники заложила, согласен он с этим или нет. Сесилия совсем еще девочка, когда тринадцать лет было Портер, Астрид воспринимала ее как молодую женщину, ближе к ее собственному возрасту – да и сейчас так воспринимает. Когда же Портер стала подростком, Астрид вспоминала о своем отрочестве, эти воспоминания казались важной частью ее ДНК, а сейчас они превратились в грустный и унылый фильм, сюжет которого она едва помнит. Сесилия еще ребенок. Понимала ли Астрид, когда ее дети были в таком же возрасте, что они – всего-навсего дети? Наверное, нет. Теперь-то легче познать истину, с годами становишься мудрее.

Звякнул таймер, и Берди встрепенулась. Она готовила приправу для салата, смесь кунжутной пасты и йогурта, новое увлечение Астрид.

– Жарим-шкварим! – воскликнула Берди, распахнула дверку печи и вытащила фирменное блюдо – пропитанное карамельным соусом пюре из мускатной тыквы и красного лука.