Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Что с тобой дед? — встревожился Ростик.

— Что-то сегодня не очень хорошо с сердцем. Как проснулся, так и болит.

Катя вскочила с кровати.

— Герман Владимирович, очень прошу, прилягте.

— Правда, дед, приляг, — присоединился Ростик. — Хочешь, схожу за тетей Софьей, она же врач.

— Попозже. Я лучше, в самом деле, несколько минут полежу. — Герман Владимирович лег на кровать и посмотрел на внука и Катю. — Это не мешает нашему общению, — заявил он. — Катенька, ты перед приходом Ростика, хотела что-то мне сказать.

— Хотела, Герман Владимирович. Я хочу вас поблагодарить, это все так неожиданно. Я никогда не предполагала, что такое возможно.

— Мне кажется, ничего особенного мы не делаем, — возразил с кровати Герман Владимирович.

Неожиданно Катя всхлипнула, а на ее глазах появились слезы.

— Вы не понимаете, я еще вчера была уверенна, что добрых людей в мире нет. Особенно среди вас. Я вас всех так ненавидела, что во мне начинало все пылать.

— Я тебя очень хорошо понимаю, Катенька. И ты во многом права в своих чувствах. В нашей стране правящей класс за многое можно ненавидеть. Но, как видишь, даже среди него попадаются не самые плохие людишки.

— Да, они есть. Вы, Рената, Ростик, так мне помогли.

— Ну, положим, еще не помогли, еще только это в наших планах. А они не всегда исполняются. Это я тебе как бывший вице-премьер говорю.

— Нет, вы мне очень помогли, — не согласилась Катя. — Еще несколько дней назад мне не хотелось жить.

— Вот это ты напрасно, жить надо хотеть всегда, — проговорил Герман Владимирович. — В этом залог успеха. Мой тебе завет на будущее — в любой ситуации не отчаивайся, шагай дальше вперед. Самая большая глупость, которую можно только совершить, как человеку, так и целому государству, — при встрече с трудностями пятиться, словно рак, назад. А искушение всегда велико. Запомнишь?

— Запомню, — кивнула Катя головой.

— Да, совсем забыл, в квартире есть коллекция восточных ваз, я их собирал по всему свету. Очень прошу, будь осторожна, не разбей. Остальное я тебе сказал.

— Катя, я могу тебя как-нибудь там навестить? — вдруг спросил Ростик.

Катя вопросительно посмотрела на Германа Владимировича, тот кивнул головой.

— Конечно, Ростик, буду очень рада.

— Только ведите себя прилично, — шутливо погрозил сначала Ростику, потом девушке пальцем Герман Владимирович. — Тебе еще рано становится отцом, а мне прадедом.

Катя вдруг покраснела.

— Вы даже не думайте, я не…

— Это я в шутку сказал, — прервал ее Герман Владимирович. — Вы взрослые люди и сами решите, как себя вести. — Катя, я очень рад, что ты не таишь на нас зло. Мне бы не хотелось, чтобы ты уехала с этим чувством.

Несколько мгновений Катя молчала.

— Я очень постараюсь, Герман Владимирович, — пообещала она.

Ростик снова подозрительно посмотрел на обоих, он хотел что-то спросить, но в этот момент раздался звонок телефона Германа Владимировича.

— Катя, звонил шофер Михаила, он готов тебя везти. Так что иди. Все будет хорошо.

Катя встрепенулась, она подскочила к Герману Владимировичу и поцеловала его. Затем подошла к Ростику и тоже быстро прикоснулась губами к его щеке. Юноша обнял ее, несколько мгновений они стояли, прижавшись друг к другу. Затем девушка выскользнула из объятий, взяла за ручку чемодан и выбежала из комнаты.

— Кажется, Ростик, мы с тобой сделали доброе дело, — сказал Герман Владимирович. — Еще одно.

— Дед, ты что, их копишь?

Герман Владимирович взглянул на внука.

— Вот что, мой милый, помоги мне дойти до своих апартаментов.

— Тебе все же плохо? — встревоженно спросил Ростик.

— Уже не так плохо, как несколько минут назад. Но подстрахуй меня на всякий случай. Знаешь, Ростик, что я понял, как бы молодость долго не длилась, все же конец приходит и ей. Идем, внучек, проводим Катю, а потом ко мне.

Азаров колебался, стоит ли ему прощаться с отцом Варламом, но, в конце концов, невежливо уезжать, не сказав священнику до свидания.

Он вошел в молельную комнату, священник сидел за столом и читал Библию. Увидев гостя, он вопросительно посмотрел на него.

— Я пришел попрощаться, отец Варлам, — сообщил Азаров. — Мы с Ростиком уезжаем. После того, что случилось, оставаться тут дальше просто нелепо. Вы не находите?

Отец Варлам молчал, и Азарову показалось, что он думает о чем-то своем. Не дождавшись ответа, он решил, что отдал дань вежливости и с чувством выполненного долга может удалиться.

Азаров встал, чтобы уйти.

— Я давно хотел с вами поговорить, — вдруг произнес священник.

— Со мной? — удивился Азаров. — И о чем? В вашего Бога я не верю, вашу церковь терпеть не могу, она полноправный сообщник преступной власти.

— Я хотел поговорить о вас.

— Давайте поговорим, — с сомнением согласился Азаров.

— Вы служите Богу больше, чем многие иерархи нашей церкви.

— Я вообще стараюсь никому не служить. Я всего лишь делаю то, что считаю нужным.

— Лучшего служения не бывает.

— Вы так полагаете, — удивился Азаров и снова сел.

— Я это знаю, об этом говорит сам Господь.

— Мне он ничего не говорит.

Отец Варлам бросил на Азарова негодующий взгляд.

— Он вам об этом постоянно говорит, но вы не слышите. А сейчас я повторю специально для вас Его слова. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

Так, благость и милость Твоя, да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни». Это двадцать второй псалом Давида. Разве это не о вас?

Азаров какое-то время раздумывал.

— Что-то похожее действительно есть. Но эти слова можно отнести ко многим людям. В истории было много борцов с преступной властью, с разными узурпаторами.

— Разумеется, — согласился отец Варлам, — но это не умаляет обращение Господа лично к вам. Разве вы не идете каждый день долиной смерти, преодолевая страх перед злом? Разве не приготовлена для вас трапеза в виде врагов? То, что вы делаете, делаете по Его призыву и благословению.

Азаров пожал плечами.

— Лучше бы он помог в борьбе с этим злом, уж больно оно сильно и обильно. Куда ни кинь, всюду его следы. Объясните мне, как священнослужитель, зачем Он создает его в таком немереном количестве? Мы бьемся об эту стену годами, а пробить все не можем.

— Мне не ведомы Его замыслы, но я принимаю все, что Он сотворяет. Не было бы зла, не было бы и добра.

Азаров махнул рукой.

— Так можно объяснить все, что угодно. Да что толку от таких толкований. Как-то все не очень вяжется.

— Не надо искать объяснений, Алексей Германович, надо принимать мир таким, какой он есть. И постоянно искать в нем божественное начало. Тогда все становится объяснимым, все наполняется смыслом.