Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Хорошо, папа, если просишь, то буду. Но я не согласен с этой идеей.

— У нас плюрализм мнений, ты имеешь полное право на несогласие. Думаю, сразу после обеда приступим.

В комнату постучали, отец и сын одновременно вопросительно посмотрели на дверь. Азаров подошел к ней и отворил. Вошла француженка.

— Я пойду, — тут же произнес Ростик. Он встал и быстро вышел. Соланж проводила его удивленным взглядом.

— Я вам помешала?

— Вовсе нет. Мы обсуждали с сыном предстоящую съемку передачи. Возникли некоторые концептуальные расхождения.

— Расхождения? — свела свои тонкие брови в единую линию француженка.

— Да, — махнул рукой Азаров. — Вечные русские споры. Это у нас такой спорт — не соглашаться друг с другом. Сколько русских, столько и позиций. Наша беда — нам трудно достигать согласия. Как политик, я это вижу очень отчетливо. Меня часто обвиняет в том, что я не хочу ни с кем объединяться. На самом деле, это чаще всего невозможно по причине того, что никто этого не желает. Каждый надеется, что одолеет неприятеля единолично. Но что-то ни у кого пока не получается.

— И ты надеешься? — спросила Соланж.

— Когда начинал, то да. А сейчас очень бы хотел объединить все оппозиционные силы, да только ничего не выходит. Но не будем о грустном.

Француженка, соглашаясь, кивнула головой.

— Алексей, я пришла, чтобы расспросить, что было на суде. Я далеко не все поняла, а Святослав, как всегда, объяснять толком ничего не желает.

Азаров коротко рассказал, что происходило на судебном процессе. Соланж слушала очень внимательно.

— Твой отец мудрый человек, — проговорила она. — Он вынес справедливое решение.

— Я тоже так считаю, а вот Михаил с ним категорически не согласен. Он хочет наказать эту девушку по полной программе.

— Я заметила, он жестокий человек.

— Вы это заметили? — удивился Азаров. — Каким образом?

— Я актриса и должна чувствовать людей. Именно таким я его ощущаю.

— Вы молодец, Соланж, — искренне восхитился Азаров. — Вы совсем недавно с ним познакомились, да и говорите на разных языках. Мало кто бы при таких обстоятельствах сделал бы верный вывод. Чем не тема для разговора в нашей передаче.

— Я о ней тоже хотела бы поговорить.

— Вас что-то беспокоит?

— Почему-то очень волнуюсь, — призналась Соланж. — Я в своей жизни выступала в десятках передачах у себя во Франции, в Америке, даже в Японии. И никакого волнения не испытывала. А тут вся на нервах.

Азаров подошел к молодой женщине, обнял ее за плечи.

— Все пройдет нормально. Обещаю. — Азаров продолжал обнимать француженку, она же этому никак не противилась.

Внезапно она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Когда же будет съемка? — спросила Соланж.

— Сразу после обеда, — сообщил Азаров.

— Но обед уже совсем скоро! — воскликнула француженка. — Мне же надо привести себя в порядок. Я пойду.

Азаров убрал руки с ее плеч.

— Да, конечно, Соланж, идите. И главное, не волнуйтесь.

— Я постараюсь, — пообещала француженка.

Она встала и быстро направилась к выходу. Азарову показалось, что она смущена. Машинально он положил руку себе на грудь и вдруг ощутил, как учащенно бьется сердце.

Едва Соланж вошла в комнату, как к ней тут же подскочил Святослав.

— Ты где была? — спросил он. — Опять у него?

— Да, а что? — удивленно посмотрела она на режиссера. — Ты чем так обеспокоен?

— Хотел бы узнать, чем вы там занимались?

— Разговаривали о предстоящей съемке его передачи. Она начнется сразу после обеда. Тебя-то, почему это так волнует?

— Откажись.

— С какой стати?

— Это не безопасно.

— Не вижу, в чем может быть опасность?

— Не видишь, потому что не понимаешь, в какой стране ты находишься.

— И в какой? Просвети.

— Тут может случиться все, что угодно.

— В любой стране может случиться все, что угодно.

— Нет, не в любой. Здесь могут убить любого, кто критикует власть, кого она посчитает опасным для себя.

— Какую опасность я могу представлять для вашей власти. Я всего лишь актриса. Ей на меня глубоко наплевать.

— На тебя наплевать, а вот на Алексея совсем не наплевать. Он считается самым опасным и влиятельным оппозиционером нынешнего режима. И все, кто сотрудничают, поддерживают его, автоматически зачисляются в его врагов.

— Я иностранка, они не посмеют меня тронуть.

Святослав едко рассмеялся.

— Плевать они на это хотели. Наоборот, в каком-то смысле ты представляешь для них большую угрозу, чем Азаров.

— Я? — изумилась Соланж. — Да ты с ума сошел.

— Ты не представляешь их логики.

— И что за логика?

— Они сочтут, что ты станешь вредить им за границей. И просто тебя не выпустят.

— Если они попытаются меня задержать, я устрою международный скандал. Или ты запамятовал, что я известная актриса.

— Помню, Соланж, очень даже хорошо помню, — усмехнулся Святослав. — Они, конечно, тебя выпустят, вот только в каком виде.

— На что ты намекаешь? — подозрительно посмотрела она на него.

— Да я и не намекаю, могу сказать прямым текстом — они выпустят тебя в гробу для захоронения в горячо любимой тобой Франции. Или в любом другом месте. А твою смерть спишут на естественные причины. От чего бы ты хотела умереть?

Несколько мгновений Соланж молчала, собираюсь с мыслями.

— Этого не может быть, на такое злодейство они не посмеют пойти, — сказала она.

— Еще как посмеют. Скольких они уже отправили на тот свет и в России и за рубежом. Могу назвать много имен.

— Не надо, — после короткой паузы отказалась француженка. — Я помню, по крайней мере, некоторые имена.

— Тем лучше, — снова усмехнулся Святослав. — Надеюсь, я тебя убедил.

— В чем?

— Не участвовать в шоу Алексея.

— Это совсем не шоу, — возразила Соланж. — Я специально смотрела на ютюбе, его передачи смотрят по всему миру.

— Не шоу, так не шоу, — согласился Святослав. — Какая, в сущности, разница. Главное, чтобы ты понимала, чем тебе это грозит и пока не поздно отказалась участвовать.

— Вот не предполагала, что ты станешь так настойчиво отговаривать меня.

— Я пекусь о твоей безопасности.

— Только ли о ней?

— И о чем же еще?

— Мне кажется, ты ревнуешь меня к нему.

— Глупости! — фыркнул Святослав.

— Ой, ли. Я давно заметила.

— И что же ты заметила?

— Ты всегда уверял и меня и других, что ты за свободные отношения, что каждый не должен навязывать другому свою волю, а уважать его решения. На самом деле, ты очень даже ревнив. Я видела проявления твоей ревности неоднократно. Говорить гораздо легче, чем быть таким на деле. Разве не так?

— Не так, — нахмурился Святослав. — Я всегда стараюсь, чтобы мои слова и дела не расходились.