Клаудио Магрис - Дунай

В 1860 году французский ученый и путешественник Гийом Лежан проплыл по Белому Нилу до Гондокоро, а также по Голубому Нилу, составив, как утверждают энциклопедии, одну из первых надежных карт этих рек. В 1857–1870 годах Лежан путешествовал по Балканскому полуострову, собрав огромный картографический материал на 49 больших листах, 20 из которых представляют собой полные, завершенные карты. Впрочем, его венский приятель и коллега Феликс Филипп Каниц, путешествуя в 1875 году по Болгарии, жаловался на то, что географические карты этой страны неточны, доверять им нельзя, а что касается придунайских земель, на картах и вовсе отмечены воображаемые селения, зато существующие на самом деле населенные пункты отсутствуют. Каниц разделял мнение профессора Киперта, объявившего Болгарию самой неизведанной страной Восточной Европы. Другие картографы выдумывали города или переносили их на сотни километров, изменяли течения рек или пририсовывали им воображаемые устья. Каниц, исправлявший карты Лежана (достойные похвалы, но все же менее точные, чем карты Нила), имел полное право назвать Болгарию «совершенно неизведанным краем»; Дунай знали хуже, чем Нил, а о народах, живущих в его нижнем течении, как подчеркивал профессор Гиртль, было известно меньше, чем об островах южных морей.

Конечно, картография добилась огромных успехов, однако из всех стран Восточной Европы Болгария до сих пор остается самой неизведанной, сюда редко кто заезжает, кажется, будто здесь разворачиваются невероятные и не поддающиеся проверке события, будто сюда ведут фантастические следы сенсационных заговоров, с Болгарией связаны опровергаемые обвинения в геноциде и интервью представителей турецкого меньшинства, которое международная печать считает давно истребленным. Западные коммунисты, узнав, что кто-то (особенно не член партии) побывал в Болгарии, спешно принимаются выражать ироничное, сдержанное сочувствие, а главное — удивляются положительным впечатлениям.

Болгары же всячески стараются усилить положительные впечатления, их гостеприимство отличается радушием и сердечностью, какие редко встретишь в других странах, но гостеприимство служит еще и праздничным уроком, курсом истории, литературы и цивилизации, передающим иностранцу знание об этой стране и заражающим любовью к ней. Наша переводчица Китанка (живая, веселая девушка, которая любит пить ракию, отличную водку, и сидеть допоздна) рассказывает о величии своей страны, по-дружески неумолимо принуждая гостя убедиться в этом самому — с такой же непосредственностью и страстью обычно призывают восхититься чудесным деньком.

Путешественник не привык к столь безоговорочной любви к своей стране; почти повсеместно люди считают своим долгом предаваться саморазоблачению. Насмешливая самокритика, независимо от того, оправдана она или нет, — не привилегия переживающего упадок Запада; в Венгрии или в Румынии представители официальных учреждений также считают себя обязанными намекнуть на то, что у них имеется собственное мнение. Помимо конкретных политико-социальный условий, протест — это прежде всего, независимо от границ, проявление несогласия с реальностью. От репетиций демонстрации в честь Первого мая до набитых снедью ресторанчиков и забегаловок, вся Болгария проникнута полнокровным эпическим духом, подобно солдатам-новобранцам, за которыми хорошо присматривают, которые в любую секунду готовы устроить потасовку, но искренне любят свои казармы и флаг.

В Видине Китанка долго и уверенно рассказывает о старой крепости Баба-Вида — сначала римской, потом болгарской и турецкой, но интерес к мечети Османа Пазвантоглу, которую вместо полумесяца венчает шпиль в форме сердечка, кажется ей чрезмерным. В конце XVII-начале XIX века Осман, могущественный паша Видина, сделавший свой город более великолепным, а также более современным и более европейским, восстал против султана Селима III, заменив полумесяц собственным символом — сердцем. Бунт, описанный в опубликованном в 1966 году романе Веры Мутафчиевой «Летопись смутного времени», отличался парадоксальностью: паша, которого никак не назовешь ретроградом, поднимается против просвещенного султана, проводившего прогрессивные реформы, и встает во главе янычар, которых распустил Селим III, призывая одновременно под свои флаги христиан, болгарских крестьян, притесняемых Блистательной Портой, и кирджали — бунтарей и разбойников, которые в трудную минуту в сказках и на самом деле превращались в борцов против турок.

Внутренний раскол среди османцев не волнует Китанку, подтверждая наблюдение Ламартина, сделанное в 1833 году во время пребывания в соблазнительном Пловдиве, где проживали турки, греки и армяне: «Ils méprisent et haissent les Turcs» [107] «Турок они презирают и ненавидят» (фр.) . Страсти до сих пор не утихли, обиды не забылись; Болгария празднует не столько строительство социализма, сколько возрождение, то есть болгарское Рисорджименто, и даже болгарско-российское братство основано в первую очередь на борьбе за избавление от турецкого ига в прошлом столетии.

Обо всех полях сражений и обо всех эпизодах борьбы здесь повествуют с воодушевлением, в мельчайших подробностях; красивые, образованные, пылкие девушки рассказывают группам школьников об укреплениях, об атаках на Плевну, картина которых воссоздана в круговой панораме; у памятника, возвышающегося на Шипке в память о решающем сражении, как и в Мохаче, всегда лежат свежие цветы. Мечети и минареты, которых на относящихся к концу прошлого века изображениях городов было немало, почти совсем исчезли, превратились в обшарпанные руины, проходя мимо которых ускоряют шаг, или в кажущиеся ненастоящими отдельные строения, подтверждающие впечатление Босковича (уроженца Рагузы, астронома и математика, основавшего Обсерваторию Брера), которого еще в 1762 году поразила ветхость памятников османского периода.

В Болгарии турок, насколько можно оценить их численность, около семисот тысяч, однако официально их наличие отрицается; по мнению властей, это перешедшие в ислам болгары (некогда их называли помаками), которые теперь обязаны брать болгарские фамилии. Каждый день «Софийские новости» публикуют интервью с турками, вернее, с обращенными в ислам болгарами, которые, по данным «Международной амнистии», загадочно исчезли, а по мнению болгарских властей, пребывают в целости и сохранности: сегодня черед давать интервью настал для Дамиана Христова, директора Машинно-тракторного парка в Антоново, с широкой улыбкой отвечающего на вопросы о собственном исчезновении.

Конечно, пятьсот лет османского ига были страшными — кровопролитие и грабежи, отрубленные головы и бессовестная эксплуатация. Великолепные иконы, хранящиеся в Софии в крипте храма-памятника Александра Невского и относящиеся к годам величия Болгарского царства, своей исключительной художественной и религиозной выразительностью доказывают, насколько развитую, благородную цивилизацию завоевали османцы в конце XIV века, заставив ее уйти в тень на пятьсот лет. В XIX веке болгарам, прежде чем попытаться восстать против турок, предстояло вновь осознать, что они существуют, вернуть собственное лицо, подобно тому, как Априлов (считавший себя греком под влиянием греческой культуры и Церкви, состоявшей в союзе с османцами и уничтожавшей национальное самосознание болгар), прочтя книгу «Древние и нынешние болгары», опубликованную в 1829 году украинским ученым Венелиным, понял, что он болгарин. Книги вообще сыграли огромную роль в формировании самосознания болгар: появление в 1762 году «Славяно-болгарской истории» Паисия Хилендарского, которую неоднократно переписывали от руки, ознаменовало собой возрождение болгарского самосознания после многовекового молчания.