Клаудио Магрис - Дунай

Геометрическая рациональность архитектурных форм, появившихся по воле философа, упорно исследовавшего возможности и границы мысли, рождает своей бесплодной красотой ощущение бесполезности, от которого щемит сердце. Спрашиваешь себя, чего хотел Витгенштейн от этого здания, к чему он стремился: построить дом или доказать невозможность настоящего дома, того, что некогда называли родным очагом. Кто знает, какие границы призваны были очертить по его замыслу эти квадратные формы, а какие неописуемые пространства и образы они призваны были аскетически исключить, оставить снаружи.

На площади перед собором прямо на мостовой нарисован неправильный пятиугольник. Ничего особенного он не означает — просто указывает место расположения двух подземных капелл. Примечательно, что в одном из путеводителей ошибочно сообщается, что на месте пятиугольника собирались поставить памятник, но, рассмотрев множество разных по форме и содержанию проектов, так ничего и не выбрали. Эти сведения не соответствуют действительности, однако они отражают интерес к тому, чего нет, и в этом смысле тоже являются выражением Австрии, как «параллельная акция» Музиля: ничего не происходит, ничего не предпринимается. Австрийская цивилизация, стремившаяся к абсолютному совершенству, к гармоничному и полному единству жизни, осветила те части, которых вечно не хватает, чтобы круг замкнулся, показала пустоты между предметами, фактами и чувствами; зазоры, которые есть в каждом человеке и обществе.

Порой пустое пространство полезно тем, что в нем можно поместить то, что история уже отправила в чулан. Как пишет Кристиан Редер в «альтернативном путеводителе» по Вене, памятник Республике, воздвигнутый по окончании Первой мировой войны, после 1945 года вновь появился на Бульварном кольце, Ринге. В 1934 году фашисты убрали памятник и отвезли на склад. Ничего не надо выкидывать, мало ли что… Почти в каждой семье мужчины (более сентиментальные, циничные и неуверенные в себе) соблюдают типичную для австрийцев осторожность и не спешат избавляться от хлама: мужчин охватывает тревога, когда домохозяйки принимаются наводить порядок, выбрасывать старые вещи и бумаги, полагая, что все это — ненужное барахло.

Баронесса Мария фон Вечера не любила музыку Вагнера и признавалась, что терпеть ее не может. Когда 11 декабря 1888 года Венская опера открыла цикл вагнеровских спектаклей представлением «Золота Рейна», неприязнь к композитору дала баронессе предлог не ездить в театр вместе с матерью и сестрой. Пока те слушали, как жаждущий заполучить золото карлик Альберих проклинает любовь, Мария отправилась на свидание с кронпринцем Рудольфом Габсбургским, наследником старинной империи, с которым она познакомилась за несколько недель до этого. Выйдя из дома, здесь, на углу Марокканергассе, она села в фиакр, посланный за ней эрцгерцогом, и покатила в императорский дворец: слуга провел ее мимо часовых и сопроводил в покои престолонаследника. В девять она уже была дома и встречала вернувшихся из театра мать и сестру.

Трагедия в Майерлинге, загадочная смерть Рудольфа Габсбургского и Марии фон Вечера, произошедшая 30 января 1889 года в охотничьем домике, — одна из самых печальных сказок, жившая на протяжении столетий в памяти простых людей, пробуждавшая жалость и породившая героическо-сентиментальный культ самоубийства из-за любви, богатые красочными подробностями истории и догадки о тайных причинах преступления, объясняющегося государственными соображениями. На самом деле эта трагедия — незамысловатая, щемящая душу история недоразумения, банального и фатального стечения обстоятельств, изменившего ход обычной жизни и столкнувшего ее в бездну распада.

Когда Мария фон Вечера погибла, ей не было и восемнадцати лет. Годом ранее, еще не будучи лично знакома с эрцгерцогом, она заочно влюбилась в него, как безрассудно влюбляются наивные души, нуждающиеся в том, чтобы сотворить себе кумира, которому они будут безраздельно поклоняться и подчиняться, которого подобным душам необходимо обожать, чтобы убедиться, что их жизнь наполнена поэзией, чтобы придать смысл своему еще неясному существованию, протекающему в тщетной и беспричинной тоске. Эрцгерцогу едва перевалило за тридцать, он славился либеральными взглядами, распущенностью, которую он и не думал скрывать, и безудержной порывистостью, толкавшей его на героические поступки и дерзкие выходки и объяснявшей подозрительность и вспыльчивость, жертвой которых становилась в первую очередь его супруга эрцгерцогиня Стефания.

Мария фон Вечера (как рассказывает ее мать баронесса Элена в книге воспоминаний под названием «Майерлинг») ездила на скачки в парк Пратер, чтобы увидеть эрцгерцога. Своей камеристке она призналась, что эрцгерцог обратил на нее внимание, некоторое время спустя рассказала, что он тепло ее поприветствовал; девушка клялась, что не полюбит никого другого. Недолгая, счастливая и одновременно несчастливая пора перехода от отрочества к юности стала для ее сердца и чувств временем больших маневров. Мария делала первые шаги в науке приязни, в которой, двигаясь на ощупь, через игру и очарование первых свиданий, находят дорогу к любви.

Взгляды, которыми обменивались Мария и эрцгерцог на аллеях Пратера, последовавшие за ними тайные встречи, уловки, к которым прибегала Мария, должны были стать для нее первыми робкими аккордами, репетицией оркестра чувств, неразборчивым гулом, после которого зазвучит великая слаженная мелодия любви. Однако через несколько недель все закончилось смертью в Майерлинге, оскорблением, которое нанесли ее нежному телу выстрелом в висок и мертвенной неподвижностью, подробностями судебно-медицинской экспертизы, изложенными с дотошностью и точностью, которая лишь запутывает так называемую загадку убийства в Майерлинге. Глядя на портрет юной баронессы, на нежное и маловыразительное личико, отмеченное обыкновенной, лишенной индивидуальности миловидностью восемнадцати лет, вспоминаешь школьные трагедии — жизни, оборвавшиеся из-за первой плохой оценки, первого выговора, из-за похожего совпадения неотвратимого и случайного, при столкновении с препятствиями, которые тем, кто остался жить, кажутся малозначительными и которые для погибших оказались непреодолимыми.

Элена фон Вечера излагает в воспоминаниях самые грустные подробности этой истории и ее финала — по крайней мере, собственной версии финала, одной из многих, противоречащей прочим, еще более спорным версиям, например домыслам императрицы Зиты. Воспоминания Элены фон Вечера (книга увидела свет в 1891 году и была изъята австрийской полицией) — трогательная, незамысловатая повесть, за неумелой прозой слышен голос материнской любви и другое, не менее сильное, чувство — стремление сохранить достоинство. Баронесса фон Вечера решительно отвергает обвинения в том, что ее дочь виновна в трагедии, как с возмущением опровергает слухи о том, что сама она знала о незаконной связи и помогала ей.