Алиса Ханцис - И вянут розы в зной январский

Ванесса поиграла этой мыслью, как причудливой ракушкой – красивой, но бесполезной – и, сама не зная зачем, сунула в карман. Заглянула Грейс через плечо; там, на листе, сочился нежностью прелестный набросок: изгиб девичьей шеи, длинная серьга в маленьком ухе и темный веер ресниц. Всякому было понятно, что здесь поработала любящая рука. Ей стало немного жаль Грейс, этого ее безнадежного чувства, которому суждено погаснуть после замужества Делии. Сама она так и не смогла решить, рада ли новостям. Странно было вдруг обнаружить себя одной в своей огромной студии. Делия, присутствуя там телесно, мыслями была уже далеко, и глаза ее лучились неведомым, непредставимым счастьем. Это правильно: она заслужила. Но все-таки расставаться будет трудно. Привычка? Возможно, да; и что-то еще.

Не сговариваясь, все поднялись, чтобы окунуться еще раз. В какой-то момент они с Делией остались одни у воды, и Ванесса, сама того не ожидая, спросила – будто кто-то толкнул ее в спину:

– Скажи, ты все еще сердишься за тот вечер? За стихи?

Делия опустила глаза; задумалась честно, всерьез – не бросилась фальшиво убеждать ее, что все в порядке. Ванессе нравилась эта честность.

– Нет, не сержусь. Всё прошло.

Грейс подхватила Делию под руку и, весело прокричав Ванессе: «Идем же!» – кинулась в прибой. Крылатые тени скользили по песку и растворялись в узорных волнах, напоминая о том, что сама она однажды вот так исчезнет. Останется лишь белая пена на берегу. Но это случится нескоро – она точно знала. Еще есть время.

От трамвая до Агатиного дома было пять минут ходьбы, но сегодня Делии чудилось, будто впереди – хребты и стремнины. Ноги не шли, и она в сотый раз спрашивала себя, правильно ли делает. Может, надо было все-таки поехать двадцать шестого, после того, как произойдет самое важное? В том, что оно произойдет, Делия не сомневалась: не зря ведь Джеффри пригласил ее на Рождество в Эйнсли-хауз. Но Агата могла уехать на эти три выходных дня, и тогда визит отложился бы на неопределенный срок. А ей хотелось разрубить этот узел сейчас.

День выдался пасмурным и прохладным, южный ветер налетал порывами, пытаясь сбить ее с дороги, подталкивая в сторону Сити, где все было понятно и просто: работа, друзья, Орлиное гнездо. А чего ждать от Агаты? Может, она вообще не станет разговаривать и просто выгонит вон. Чем она сейчас занимается? Должно быть, готовит ужин. Притащила полную корзину продуктов с рынка…

Было еще слишком светло, чтобы зажигать свет в домах, и при виде отдернутых голубых занавесок сердце Делии екнуло: что, если ее заметят в окно? За свежевымытыми стеклами не угадывалось ни фигур, ни движений, но ей казалось, что дом смотрит сам, выжидающе и враждебно. Даже праздничный венок на двери был похож на погребальный.

Притворив калитку, она мысленно произнесла: «Боже, помоги» и нетвердой рукой нажала на кнопку звонка. Почти сразу изнутри донесся голосок Тави: «Он пришел!» Повернулся ключ в замке, и взгляд Делии, раскаянно поникший, выхватил курносое личико, бледное на фоне черной материнской юбки.

– Это ты! – изумленно воскликнула девочка и, забыв о том, что секунду назад надеялась увидеть Деда Мороза, кинулась к ней и обхватила руками колени. – Ты больше не уйдешь?

– Прости меня, – В горле встал комок. – Я никогда больше не уйду так надолго. Обещаю.

Она осмелилась наконец поднять глаза – и поняла, что Тави спасла ее: брови Агаты были грозно сдвинуты, но складки вокруг сжатых губ понемногу разглаживались. Вздохнув, она отступила и сделала короткий приглашающий жест.

В доме пахло пирогами, и у Делии засосало под ложечкой после долгого рабочего дня. Гостиная преобразилась, украшенная ветками папоротника и молодыми зелеными побегами. Везде было прибрано – судя по всему, Агата прекрасно справлялась и без нее. Хотя, может, ей помогает Лиззи? Задавать вопросы Делия не решалась; присела на краешек дивана, улыбнулась племяннице, надеясь, что эта улыбка поможет рассеять неловкость.

«Ну?» – сказала Агата.

«Я пришла помириться. Завтра праздник».

Она не отвечала, и Делия заговорила снова, теряясь под ее сухим взглядом:

«Я очень виновата перед тобой. Но нельзя жить так вечно. Мы должны простить друг друга. Я сбежала, а ты плохо думала обо мне. Я больше не сержусь. Почему сердишься ты?»

Агата чуть заметно усмехнулась – видимо, признавать за собой вины она не желала. Сделав знак обождать, скрылась на кухне. Что-то зашипело, стукнула дверца духовки. Она пытается выиграть время, решила Делия; ей нужно подумать. Однако сестра вернулась быстро; вытерла на ходу руки и, повесив полотенце на стул, сказала:

«Ты отправила домой поздравительные открытки?»

Делия сконфуженно покачала головой. Она так и не нашла в себе духу написать родным, что живет теперь одна. А лгать было опасно: вдруг дома уже знают обо всем?

«Хорошо. Я послала сама – от всех нас».

От нас! Значит, все это время она скрывала их разлад: не писала домой вовсе или писала неправду. Значит, никто ничего не знает!

«Я сделаю чай», – добавила Агата и вновь исчезла за дверью.

Тави, напряженно следившая за их разговором, тут же взобралась на диван и прижалась к Делии.

– Мама сказала, что ты заболела и уехала. Ты уже выздоровела? Будешь с нами ждать Деда Мороза?

– Он придет ночью, – Делия погладила каштановые кудряшки. – Пока все спят. А я вернусь совсем скоро – может быть, даже послезавтра.

Она встала, чтобы помочь накрыть чайный столик, и удивилась про себя, как быстро все вошло в привычную колею. Снова они расстилают вдвоем скатерть, и Агатины руки, как всегда, поправляют углы, чтобы было ровно; снова расставляют чашки, тарелки для пирога – будто бы не было трех месяцев разлуки. Это ли не подарок на Рождество – долгожданный мир?

Пудинг с изюмом, приготовленный к празднику, Агата подавать не стала, но Делия была рада и рисовому пирогу с кусочками ананаса.

«На что ты жила все это время? Работала?»

«Телефонисткой, – сказала Делия, радуясь, что может наконец-то развеять ужасные картины, которые, вероятно, напридумывала сестра. – Снимаем с подругами квартиру, очень хорошую. Ты не волнуйся за меня».

Хотелось прибавить: «Я скоро выйду замуж», – но она решила не вываливать сразу всё. Да и времени оставалось не так много: через полчаса ей нужно было возвращаться в Сити.

Агата начала рассказывать про ателье – сперва сдержанно: да, они работают, и не без успеха; но постепенно желание поделиться с кем-то близким взяло верх. Делия узнала о том, как трудно конкурировать с большими магазинами, у которых есть деньги на газетную рекламу в несколько колонок; как мало на поверку оказалось модниц, не боящихся носить новое, смелое парижское платье. Большинство местных дам покупают привычное, чуть сдобренное парой свежих штрихов. А такое в «Колизее» [48] «Колизей» (Colosseum) – большой магазин тканей и одежды на Чапел-стрит, один из предшественников современных универмагов. состряпают быстрей и дешевле, чем у них в ателье. Приходится крутиться: снизили цены, убрали из витрины все необычное. Сейчас обшивают в основном своих : любому приятно, когда в магазине к тебе обращаются на твоем языке.