Лина Сайфер - Театр мыльных пузырей [litres]

Она включила музыку – сегодня это был «Kodaline» – и вытащила из-под кровати большую спортивную сумку. С яркими звуками сразу пришла энергия, по телу разлилось тепло, девушка улыбнулась и, пританцовывая, открыла шкаф, размышляя, что взять с собой. Несмотря на всю суматоху, сборы она любила. Они с мамой часто ездили в жаркие страны, отправлялись в недолгие дорожные путешествия, потому Руби привыкла собирать вещи и выбирать только самое необходимое, но сейчас ситуация была иной. Она начинает новую жизнь, и для новой жизни выбрать вещи куда сложнее.

В голове разрастались страхи, душу тревожили ожидания, но Руби продолжала улыбаться. Впереди ждало нечто чудесное, незабываемое. Банда подростков отправляется искать себя на край света.

В сумку полетело бельё с парой маек, огромные футболки тёмных оттенков, свитер и пара толстовок. Руби вытащила из нижнего ящика тёмные джинсы и кинула их поверх прочей одежды. По краям разместились средства гигиены и небольшое количество косметики, плеер с наушниками, зарядка для телефона и прочая ерунда. Последним в сумку отправился кошелёк с несколькими сотнями – некогда накопленными на будущую учёбу – долларов.

Осталось лишь дождаться нового дня.

Девушка проснулась раньше будильника. Она резко открыла глаза и села в кровати. Она не помнила, что именно ей приснилось, но лёгкий страх и ожидание нового дня, несущего за собой нечто незабываемое, переполняли девушку, заставляя глупо улыбаться.

Руби приступила к своим привычным утренним делам, чтобы мама, если вдруг проснется, знала, что это лишь очередной день, ничем не отличающийся от других. Самым сложным было пройти мимо её комнаты в ванную с четким пониманием того, что это последнее утро, последний взгляд на неё спящую, такую спокойную, хоть на пару часов забывшую о тоннах навалившихся проблем. Хрупкая женщина, укрытая теплым одеялом, с узким носом и чётко очерченным ртом, ясными глазами и бровями «домиком». Накануне Руби хотела подойти к ней, крепко обнять и всё объяснить, но понимала, что это будет ошибкой. Следует держать себя в руках. Еще будет время выплеснуть эмоции.

Руби приняла душ, стянула волосы в хвост и улыбнулась своему отражению, которому раньше говорила лишь о своей ненависти.

– Скоро всё будет хорошо, – прошептала она, будто пытаясь убедить саму себя в этом. – Всё будет хорошо.

Чашка горячего шоколада и пара тостов были съедены с трудом, аппетита не было, но девушка понимала, что организму потребуется энергия, потому упрямо жевала, запивая чуть горьковатой от обилия сахара жидкостью.

Когда с привычными утренними делами было покончено, Руби села за стол и положила перед собой два чистых листа и ручку. Нужно было писать, но в голову не шли красивые фразы, лишь правда и мысли о том, как все это воспримут два самых близких человека.

Первое письмо было для Лили.

Уверена, ты не осудишь меня. Сначала будешь ненавидеть, ругаться и плакать, а потом поймёшь. Ты мудрее всех, кого я знаю, и, наверное, буду знать в этом мире. Не плачь, Лил, я в порядке.

Я обещала тебе, что никогда не брошу, но я хреново держу обещания, ты же знаешь, так что да – я оставила тебя. Прости.

Вчерашний вечер был прощанием. Прощанием с нашими традициями, твоими огненными волосами и грязными шуточками, которые только ты умеешь произносить с милейшей невинностью. Прощание с нами и с тем, кем мы были столько лет. Мы ведь другие теперь, согласна? Может, поэтому тебе была дана такая подруга – чтобы пройти через всё это дерьмо и стать сильнее?

Я люблю тебя. Боже, я так сильно тебя люблю… Единственный по-настоящему стоящий подарок судьбы. Спасали не фантазии, а ты. Твоя порой жестокая манера ставить меня на ноги и силком вытаскивать из ямы, размазывая мои слёзы по моим же щекам. Это спасало. Твоя сила и уверенность во мне.

Ты не права была, Лил. Никакая я не сильная, не стойкая, и я не могу справиться. Потому и ухожу. Чтобы не было так больно потом смотреть на вас. В последний раз. Это слабость, я согласна. Сбегаю от проблем, как последняя трусиха.

Я хочу, чтобы ты плакала. Хочу. Потому что тогда буду знать, что всё это было настоящим.

Я ужасная подруга – оставляю тебя здесь справляться с хаосом, который я же и сотворила.

Я не вернусь. Скажи – если кто-нибудь заметит моё отсутствие, конечно, – что я была храброй, была как сталь, даже прочнее. Скажи, что я была счастливой. Соври хоть раз.

Ведь ты, как никто, знаешь – я больше всего боюсь, что меня забудут.

С самой сильнейшей любовью

Щёки были мокрыми, страница усеяна маленькими влажными пятнышками, а девушка всё сильнее сжимала зубы, изредка закусывая губу.

Запрокинув голову и подавив очередной всхлип, Руби сложила лист вчетверо, вывела на нём трясущимися руками «Для Лили» и положила на край записки первую попавшуюся под руку книгу. Ей оказалась «Лавка древностей» Диккенса, и воспоминания, связанные с этим произведением и рыжеволосой девушкой, принесли с собой новую порцию слёз. Кожу начало жечь из-за соли, губы, которые Руби закусывала в процессе написания, кровоточили, но девушка не переставала снимать с них верхний слой зубами, каждый раз зажмуриваясь и чувствуя привкус железа во рту, – кровь мешалась со слезами.

Новый лист лёг перед ней. Рука дрожала, буквы выходили корявыми и под разным наклоном, а в голове вновь начало разбухать что-то смертоносное, давя на череп.

«Потерпи немного!» – обратилась Руби к Раку, хохотавшему ей в ухо.

Второе письмо было адресовано маме, спящей в соседней комнате.

Полагаю, ты представляла себе все иначе. Не думай, что хорошо знаешь меня, мои вкусы, повадки и привычки. Ты всегда видела лишь то, что я показывала тебе. Это не упрек – констатация факта.

Я создавала себя сама. Так что спасибо за свободу и право выбирать принадлежность этому миру. Знаешь, что грустно? Я так и не определилась, несмотря на сотню возможностей, которые у меня были. Я так и не решила, кем я являюсь для себя и для окружающих. По мне плачет психушка. По мне плачет лечебница, потому что в голове моей не банальный подростковый сумбур, а десятки миров, заменяющих реальность, спасающих от нее. И порой я уже не понимаю, где действительность, а где мой же вымысел. Это вечный наркотик, зависимость от которого не вылечить. Мне нет места в этом мире. Я родилась не в той вселенной. Но никто не заберет меня отсюда, кроме меня самой и людей, живущих только в моей голове. Я умираю, мам. И я смирилась. Быстро смирилась, почти сразу же, ибо заслуживаю этого. Я не должна занимать чужое место, не должна играть чужую роль. Пора освобождать пространство, и я не удивлена, что Бог выбрал для смерти именно меня. Бог выбирает тех, кому не нравится жизнь, кто не достоин находиться в этом мире. Знаешь, почему он изгнал Люцифера в ад? Потому что тот любил своего отца, не признавал людей и не мог отречься от своих ценностей. Порой мне кажется, что Бог – идиот, а Люцифер вовсе не истинное зло, каким его представляют. Но кто знает, как все было на самом деле, верно? Так же как ты никогда не узнаешь, что было и будет на самом деле со мной. Каждый человек хочет быть счастливым. И каждый человек должен быть верным себе. Я верна. Может, меня ждет что-то чудесное? Пусть не белые ходоки, Багровое око и кольцо, пусть не платяной шкаф с волшебной страной внутри, пусть не школа волшебства и не внезапно полученная суперсила, но точно что-то стоящее, способное изменить последние мгновения. Не стоит относиться к моему финалу как к концу всего. Может быть, для тебя это только начало. Мам, не вини себя. Ты этого не заслужила. Ты меня не заслужила, ты достойна большего. Я справлюсь. Когда-нибудь тебе все равно пришлось бы меня отпустить, и я предоставляю тебе эту возможность. Поверь в меня, наконец, потому что, честно признаться, даже я до конца в себя не верю. Неправильно родителям хоронить детей. Неправильно видеть тело того, кого еще вчера называл дочерью. Жизнь – дерьмо. Вот мой вывод. Прости, что стала проблемой. Твоей главной проблемой. Всё, что я когда-либо делала, было обоснованным. Я просто хотела, чтобы меня помнили. Чтобы меня любили, чтобы мной восхищались. А что получила? Пять матерей, проклинающих меня за смерть своих детей. А ведь они даже не знают, что это была я. Они ходят по улицам, видят тебя и не знают, что ты вырастила чудовище. Но ведь ты ничего не могла изменить. Ты ведь не знала. Не ищи меня. Если будешь искать, я тебя возненавижу, а я отчаянно этого не хочу. Не ищи. И я не вернусь. Всё закончится твоим неведением, так лучше. Так спокойнее. Я люблю тебя. Ты должна знать.