Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Но было поздно. Поздно! Это намного страшней, чем никогда.

Но самое главное, что меня задевает, когда я думаю про Горби, это не 1993-й год — а 1943-й. А правда ли Миша в детстве ощипывал немцам гусей? У Горбачевых, считалось, была лучшая в селе печка, все хвалили — нигде не получалось так вкусно запечь птицу! Но прежде надо было ее ощипать, так немецкие солдаты поручали это будущему генсеку. Я про это прочитал в каких-то мемуарах, узнал со слов ставропольских крестьян. Наврали, нет? Поди знай… А какая разница? Такая, что лучше б этого не было. Как-то уж совсем нехорошо получается. Сперва эти гуси, а потом он стал лучшим немцем — наградили ж человека таким погонялом…

Но, как бы то ни было, немцы сломали Горбачева — в оккупации. И — «процесс пошел». И в итоге совецкое государство рухнуло. Какое-то время сил страны еще хватало на спутники-танки-ракеты-балеты, а потом — всё.

1999-й был уже без него. Перед наземной операцией на Балканах я поехал в Скопье — там был штаб НАТО. Мы с ребятами, с репортерами, аккредитовались… Немцы там тоже отметились, после долгого перерыва — сколько лет они сидели тихо и никуда не лезли! Но вот вдруг прорвало.

Балканы — это богатая восточная сказка, пересказанная славянами. Она страшно притягательна. Юги, как когда-то называли всех югославов скопом, — мы их при Советах не различали, кто там серб, а кто хорват, — это как бы мы, но только немного другие: раскованные, не перепачканные слякотью, не измученные морозами, не потравленные обильным дешевым алкоголем.

Синие горы в дымке, цветение абрикосов, нега и теплынь, патриотические девушки льнут к юношам призывного возраста, на дискотеках беззаботно пляшут под песни о родине, а там, гляди, и помирать, но это не очень страшно — вот типичная иностранная война на юге. Русская война другая: снега, цинковая дедовщина, мечта о пайке масла, тупая политинформация, разворованные патроны и гнилые сапоги, одинокая холодная погибель. Нет, заграничная война куда симпатичней!

Первые натовцы пришли в Македонию, когда шли переговоры в Рамбуйе — как бы на всякий случай, их по-хорошему пустили македонские власти. Поначалу чужие солдатики жили вольно и весело, ходили в город на дискотеки — до тех пор, пока пару-тройку из них не помяли местные. А в американском посольстве не устроили небольшой погром.

— Мы их там, в посольстве, изжарили, — хвастался таксист-македонец. Правда, оказалось, под словом «изжарили» он понимал небольшой пожар, а не экзотическую кулинарию. После этих инцидентов иностранные бойцы с дискотек пропали и вечерами дрочили в своих палатках. На танцплощадках плясали только местные под патриотические антинатовские песни типа «Сербия, о, Сербия!». И вошел в моду старый хит с обновленным текстом: Hotel Macedonia such a lovely place! На музыку Hotel California. Смысл был в сравнении страны с отелем. То есть приехали, погостили — и валите! Это адресовалось и НАТО, и беженцам-албанцам.

Многие спрошенные мной македонцы обижались:

— Страна оккупирована! Каждая вторая машина на дороге — натовская…

И точно, машины блока северных атлантов — с белой галочкой на двери, которая смотрится русской буквой «Л» (у которой левая ножка короче правой), — беспрерывно сновали туда-сюда.

Обилие камуфляжа сделало Македонию похожей на русский оптовый рынок, кишащий охранниками. Современный военный дизайн, он решен в дачной, рыбацкой стилистике, и потому впечатление почти мирное. Ну разве что некоторые детали цепляли, немного задевали: например, натовская привычка закатывать рукава кителя (это ведь и вам что-то напоминает?) и обыкновение ходить по городу в каске. Ну будет нормальный человек ни с того ни с сего, посреди мирного гражданского населения, в жару — напяливать на голову железную кастрюлю, довольно тяжелую причем?

Очень тонкое переживание: в пасхальное утро разбудили меня не колокола, чего можно было ожидать в праздник в православной стране, — но тарахтение вертушек. Я вышел на балкон и долго рассматривал пару черных натовских вертолетов, облетавших город. Нашли время, а? И такая деталь: в Чечне вертолеты летали низко, чтоб пулеметчик снизу не успел прицелиться, грохот-то слышен, а откуда — не понять сразу. А в Македонии иностранные вертушки — высоко летали, как будто они у себя дома…

Но, с другой стороны, присмотришься к натовским солдатикам поближе — так они вроде нестрашные! Деликатные, чистенькие, сытые, неестественно трезвые. С модельными прическами, с усиками, с бородками, как у д'Артаньяна. Вы таких ребят много видели в Европе, они вам услужливо подносили, допустим, пиво в кафе…

Единственный недостаток этих в целом симпатичных ребят в том, что на них чужая форма. И в эту униформу уже были к тому моменту переодеты армии 19 серьезных стран…

Странное, должно быть чувство — проснуться однажды утром в своей стране, оглянуться — а вокруг чужие солдаты, а сам ты весь такой штатский, безоружный, то есть как будто голый. Наши родители вот так были неприятно удивлены, когда в их города вошли в 1941-м немецкие войска…

… У газетного киоска стоит натовец с французским флажочком на рукаве. Судя по нашивкам, это капитан, и фамилия его — Дюбуа.

— Капитан! — говорю я ему. — В прошлый раз мы с вами были вместе! А теперь — по разные стороны баррикад.

— Какой такой прошлый раз? — удивляется он.

— Дюбуа, я тебе толкую про ту войну! Вторую мировую! А теперь вы, смотрю, к немцам переметнулись! И стали против нас. Вот у вас кто друзья теперь — боши…

— Никакие они мне не друзья, — говорит капитан обиженным голосом. — Я тут ни при чем. Я — маленький человек, — он краснеет, оправдываясь.

Я жестоко напоминаю ему про их маршала Петена, которого французское Сопротивление обзывало «маршал Пютен» (то есть по-французски «проститутка» — тот тоже дружил с немцами.

Капитан ничего не отвечает.

А вот британский сержант Кен. Я с ним завел беседу на улице:

— А если вы начнете наземную операцию и русские вмешаются?

— Русские? Нет. They can't afford the war. (То есть слабо русским.)

Ну-ну… Не потому, что умные или деликатные, а — слабые! Интересно, правда?

Вот еще один британский военный — девица Гейл, капрал.

— А что, — спрашиваю, — может, Лондон побомбить? Наказать за Северную Ирландию? Справедливо было б?

— Ну, это всё слишком сложно, — отвечает она политкорректно. Их там, видно, хорошо охватили парт-политработой.

Вмешивается другой капрал, Фил, тоже британец.

— Северная Ирландия? Был я там. Но никаких беженцев я там не видел. Так что это разные вещи! — торжествует он, типа переспорил меня с моими дурацкими аргументами.

— А вы их слегка побомбите, ирландцев, — и побегут как миленькие! Ваш брат, европеец, такой — кишка-то тонка у него.