Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Хочешь не хочешь, а приходилось делать перерывы и ждать, пока пыль эта рассеется. Паузы приходились очень кстати: можно было отхаркаться.

В пробуренную скважину забивали пару-тройку динамитных шашек, в последнюю вставляли запал, заклеивали дырку глиной — так, чтоб только проволочка торчала наружу. Глина была сухая, для герметичности полагалось ее размочить и замесить, но воды не было, а кофе жалко, ну и обходились мочой. Дальше взрывник приводил в действие свою адскую машинку, подсоединенную к запалу той самой проволочкой — и взрыв, как положено, крошил породу. Потом проверяли, не осталось ли где несработавших шашек, и ставили крепь, чтоб так называемая кровля не обрушилась. А она могла! Все внимательно прислушивались, не потрескивает что в толще над головой.

После укладывали рельсы, подгоняли по ним вагонетки, грузили породу — и подавали к стволу. Самое неприятное — когда вагонетка забурится, то есть сойдет с рельсов. Тогда ее деревянными брусьями ставили на место, со страшными усилиями. Вот, состоял человек при зенитке, интеллектуальное, казалось бы, занятие, — и на тебе, жизнь загнала его в шахту, и корячься там на голодном пайке: за всю смену — два бутерброда с маргарином.

Йозеф, напарник, на первых порах шпынял Райнера — тот и правда поначалу не соображал, помощник из него был неважнецкий, — орал: «Пшя крев, ну для чего ты вообще родился?» Этот вопрос занимал и самого обруганного, солдата разбитой армии, который отбывал срок на настоящей, без преувеличения, каторге.

Горный мастер, бельгиец, кричал на Райнера по-своему, тот до сих пор помнит те французские проклятия: «Non dit dieu! Milliarde dieux! Merde!» Хотя, скорей всего, первый возглас был «Dieux de Dieux!», то есть, грубо говоря, «Черт возьми!». А дальше по тексту всё правильно. Мастер звал длинного Райнера Grand, а сам бельгиец был коротышка.

В новогоднюю ночь 1946/47 этот мастер в обеденный перерыв, то есть в полночь, пришел не с руганью, но с поздравлением: «Bonne annee, Josef! Bonne annee, Grand!» Впрочем, бельгийцы не очень тогда уважали не то что Новый год, а и вовсе даже Рождество. Им, по крайней мере подземным работникам, был ближе праздник Sainte Barbe, она же Santa Barbara — покровительница и артиллеристов, и шахтеров. Райнеру его шеф советовал остаться в Бельгии, пугал: кто возвращается в совецкую оккупационную зону, тех сразу отправляют на Колыму.

Слушая эти рассказы Райнера, я то и дело вспоминал мемуары своего деда, я сам его заставил их писать, для истории:

«В 1943-м в Донбассе начали восстанавливать шахты. Там задействовали пленных немцев. Они почему-то очень переживали за дело, работали старательно и дисциплину понимали. Если кто ленился (вспоминал дед с мистическим почти ужасом, удивляясь иностранному менталитету, протестантской этике. — ИС), тому старший из немцев сразу давал в морду. Наша переводчица, Лиза, пыталась ему объяснить, что у нас не положено так с рабочими обходиться. Но немец ее не слушал.

А был случай, забурилась вагонетка, и туда послали двоих — нашего и немца, сгрузить породу, чтоб вагонетку обратно поставить. Немец просит нашего: „Помоги, подать надо вбок“. Тот отвечает: „Зараза, сам ставь!“ Тогда немец подходит, да нашему ка-а-к врежет раз. Тот пошел пожаловался начальнику шахты, который, выслушав жалобу, разозлился:

— Что такое? В чем дело?

Вызвали немца. Тот объясняет:

— Он не хочет работать, вот я его и ударил.

И подходит, разворачивается, замахивается, — хотел наглядно показать, как бил.

— Не надо, не надо!

Начальник говорит нашему:

— Тебя, скотину, надо не раз было стукнуть, а десять раз! Животное! Почему не помог? Породу надо убрать скорей, шахту быстрей восстановить!

— Вот такой молодец оказался немец,» — вспоминал дед еще много лет после войны.

Какие бывают странные сближенья, да…

Случилось Райнеру поработать и коногоном. Раньше, как известно, в шахтах использовали лошадей, они там таскали вагонетки. Бедные животные, раз спустившись под землю, больше уж никогда не поднимались на поверхность — и без света на глубине слепли.

Интересно, что многие русские шахтные термины совпадают с немецкими, это ж немцы учили нас когда-то горному делу — штрек, маркшейдер и многое другое. А вот слово «вагонетка» мы у немцев не позаимствовали. Она у них называется иначе — der Hunt (не путать с Hund). В старые времена, когда мы перенимали у них опыт, вагонеток не было — уголь и породу таскали корзинами, прицепленными к поясу рабочего. Отсюда и расхождение в терминах.

Райнер отдавал лошади команды по-валлонски, иными словами, по-французски. Wieh ang pieh! (это в немецкой транскрипции, Райнер показал мне запись в своей тетрадке; как вы понимаете, письменного французского в шахте не было, только устный). Видимо, там говорилось что-то вроде: Viens un peu! «Трогай!» И еще была команда: Hooh! «Стой, проклятая!»

Ну да, на каком языке идет производственный процесс, на таком выучиваешь и рабочие термины. Когда я в студенчестве в ГДР подрабатывал на заводе Ventil, в Лейпциге, то использовал инструмент под названием Luftschraube — он висел над лентой конвейера на пружинах, я им закручивал четыре гайки сразу. Прибор этот работал на сжатом воздухе. Как эта хреновина называется по-русски, я и знать не знал — в России я с таким не работал. Щас гляну в словаре перевод… «Воздушный винт». Понятно, нет?

Когда шахтеры поднимались на гора, то, конечно, шли в баню, то есть в душевую — люди ж были обсыпаны черной пылью. Каждому выдавали по куску казенного мыла, даром что оно было страшным дефицитом, но другого выхода не было. И вот немцы экономили это скудное мыло, копили обмылки, лепили их после в куски побольше — и продавали коллегам-бельгийцам. Немецкая бережливость и практичность!

Однажды шахтеры — из местных, конечно — устроили забастовку. Против снижения расценок. И что вы думаете — через три дня начальство сдалось забастовщикам и выполнило требование пролетариев! Пленные, конечно, по своему статусу бастовать не могли, но, поскольку были заняты на вспомогательных работах, то вынужденно простаивали, помогать же некому — и в итоге как бы тоже бастовали.

Платили зекам особыми лагерными «деньгами». Которые отоваривали в лагерной столовой. К примеру, один трудодень — это бутылка пива. Или 25 граммов ветчины. Впрочем, большинство тратило всё заработанное на курево. (За вечер работы на вышеупомянутом Ventil наряд мне закрывали на что-нибудь в районе 30 восточных марок, чего хватало, например, на полтора литра доброго шнапса или простенького бренди, или на полтора ящика пива. Райнеру такое и не снилось на той его бедной шахте!)

Над зеками тогда взяла шефство CVJM (Christlicher Verein Junger Manner) или, иначе говоря, YMCA (Young men’s Christian association). Она прислала деньги на покупку инструментов для лагерного оркестра… А конголезский Красный Крест, какая красота! — присылал зекам сигареты Simba, что в переводе с суахили означает «лев», так назвали после персонажа модного мультфильма.