Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Прям райская у них была жизнь!

И вот от нее несколько зеков сдуру ушли в побег — через канализацию. Гуляли, они, впрочем, недолго: за помощь в их поимке объявили солидную награду, так что вопрос быстро решился. Да фашистов, небось, и даром бы выдали.

А вот воспоминание лагерные лирическое:

— В одном бараке жил прорицатель, из пленных — он сказал, что через полгода я встречу главную женщину своей жизни. И точно — я вскоре после освобождения познакомился с Ренатой! Мы прожили с ней долгую жизнь…

Главной темой был тогда все-таки голод. У Райнера на всю жизнь сохранилась привычка жрать суп со страшной скоростью. А потому что можно было успеть встать в очередь на раздаче второй раз и, если повезет, получить добавку!

Еда!

Ничего важней не было. Как-то один зек объявил братве, что у него украли значку — грамм 300 хлеба, а это треть дневной пайки. Тут же кинулись искать украденное — и таки нашли! Хотели сгоряча линчевать вора, но не стали — зато долго и с удовольствием били.

Под конец срока режим смягчился. Зекам — зекам! — разрешили слать домой посылки, с едой, купленной на трудодни. Потом выяснилось, что посылки таки доходили! В последние недели зекам стали побольше платить и привозили вещи на продажу. Райнеру его сбережений хватило, чтоб купить костюм и куртку.

Все-таки ГУЛАГ и Колыма — это какой-то особый русский путь. Смотрите, как трепетно относились в Европе к, грубо говоря, фашистам, а?

Однажды Райнер решился на серьезную трату: в лагерной столовой он купил не что-то, но карандаш. И стал вести дневник. Который дал мне прочесть весной 2014-го. Когда началась наша новая война.

«1 марта 1946. Дико болит зуб. Просто схожу с ума. Сегодня в лагерь должен был приехать зубной, и он таки приехал — но попасть к нему не удалось, он вел прием в стационаре и задержался там, до наших бараков не добрался! Придется терпеть дальше…

3 марта. Вчера все были в прекрасном настроении. По дороге из лагеря на шахту мы пели! И шутили! Хотя зуб мой всё еще болит, и щека страшно распухла.

5 марта. Сегодня пришла почта из русской зоны. Ребята читают письма из дома. Мне — опять ничего. Живы ли мои там? Где они?

Мне таки вырвали зуб. Без наркоза. Врач только сказал: держись за кресло крепче! Зуб раскрошился, пока он его тянул щипцами. Но в итоге удалось вытащить обломки. А боль все равно дикая. Я так стонал, что меня освободили от смены. Ребята поехали в шахту без меня. Воспаление точно перешло на ухо, потому что и оно болит страшно.

Вчера, кстати, местные рассказали, что изобретено средство, которое защищает от атомной бомбы. Это замечательно! (Про что это? — ИС)

В воскресенье вечером в столовой выпил с друзьями пива. На четверых — один стакан. Он стоил 10 франков, а нам в день платят 4,50 — тут не разгуляешься! Потом пошли в 16-й барак, там есть один парень, гипнотизер. Он может внушить что угодно. Человек, например, пьет кофе — но уверен, что это какао. Другой ел хлеб и рассказывал, что это — пирожное, причем очень вкусное. Третий смотрел на стену — а его убедили, что там висит портрет его подружки. Ну и так далее, в таком духе.

Пишу письма домой, а ответа всё нет… Будет он когда-нибудь или?…

И вот, наконец, письмо из дома! Мать и сестра живы, ждут меня! Писем от родных не было долго потому, что дом, где они раньше жили, снимали комнату, разбомбили — к щастью, когда их не было дома, — и они переехали на новое место. А с тех руин они даже что-то спасли — кровать, шкаф (правда, стекла в нем были выбиты) и даже швейную машинку. Это огромная ценность!

Бригадир пообещал прибавить мне жалованье — с 4,5 до 6 франков в день.

7 апреля 1946. Вот уж год, как я в плену… Нам выдали по 60 сигарет и в уплату за них списали с каждого по 18 франков. Правда, в день теперь платят уже даже не 6, а 7 франков! К Пасхе нам пообещали продать дюжину яиц — за 48 франков. По два яйца на человека получится.

Пасху в лагере я отметил точно лучше, чем мать с сестрой дома. Мне выдали полбутылки французского белого, четыре бутылки пива, две — лимонада, банку тушенки, 200 г плавленого сыра, два яйца, а хлеба и маргарина столько, что я даже всё не смог съесть в один присест. Более того — был десерт: два яблока!

На второй день Пасхи мы с ребятами сходили в фотоателье, снялись на память. А потом пошли в варьете! И вечером первого после праздника рабочего дня — опять в варьете!

Нам сказали, что на неделе привезут 75 итальянских пленных и еще сколько-то бельгийских эсэсовцев. А нас, может, отпустят наконец по домам! А то всё только обещают…

6 мая 1946. Маме сегодня 41. Эх, если б я был дома! Весной в плену просто невыносимо… Каштаны цветут… А у нас тут — что мы видим? Люди томятся. Боюсь, что, если это затянется, некоторые станут гомиками.

19 мая смотрели новое представление варьете — в театральном бараке, который недавно построили. Тут сцена повыше, всё прекрасно видно даже с последних рядов. Было великолепно! Ну, по нашим меркам. Артисты, которые играли женские роли, имели большой успех.

Две недели назад в лагере появился кинозал! Мы уже посмотрели две ленты — „Другой я“ и „Райская птица“.

Сегодня большой праздник — Вознесение. У нас по этому поводу выходной. Вечером выпью полбутылки вина. Показали фильм „Двое в большом городе“. Из него ничего не вырезали — никакой цензуры! После фильма в столовой еще послушал музыку. Там было много пьяных! Вот интересно — на какие деньги люди напиваются?

Мастер сказал, что в июне нас отпустят. Не верю! Они уж с января говорят, что освободят нас со дня на день…

10 июня 1946. Второй день Троицы. Выходной! Вчера нам на семерых дали 700 г маргарина, 930 г сахара, 250 г какао-крема, 7 яиц, два кило хлеба. А вечером мы еще получили 2 1Л ящика пива! Я выпил бутылку вина, пять бутылок пива и бутылку яблочного сока. Ложился спать — всё было хорошо. А ночью мне стало плохо, я чуть не умер! Долго и мучительно блевал. Хорошо, что сегодня голова не болит.

13 июня. У нас появились черешня и клубника, но это всё еще очень дорого. Я заказал себе часы за 700 франков. Платить договорился четырьмя траншами. Послал домой открытку.

Прошел слух, что нас отпустят в отпуск домой на 8 дней, а после мы сможем вернуться сюда и работать по найму, за вольную зарплату, и свободно передвигаться по округе! Но дальше 8 км от лагеря отходить будет нельзя.

27 июня. В воскресенье в лагере давали оперетту „Девушка с Рейна“ и показывали фильм „La chanson d'une nuit“.

Думаю о своем отношении к Богу и религии. Пока не могу ничего четко сформулировать. Из-за этого чувствую себя только наполовину человеком.

Говорят, в Северной Франции бастуют тысячи военнопленных…

Мой приятель Ханс получил письмо из дома. Его подружка гуляет с американцем! Он убит горем. Хорошо, что я еще не обабился…