Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Вчера в лагере продали больше 300 наручных часов — по цене от 375 до 475 франков. Надеюсь, к следующему завозу товара у меня тоже будут деньги на покупку. Иногда удается немного подработать. Вот срисовал с фотки жену Хайнца, мой гонорар — 30 франков…

Вольные пригрозили забастовкой.

Нам всем выдали дополнительно по кило маргарина за июнь. А вот колбасы и не дают… Иногда она бывает в столовой — но по какой цене! Бельгийцы говорят, что с осени отменят карточки на табак и хлеб.

10 августа я наконец купил швейцарские часы! За 375 франков! А еще в счет мясного пайка дали по банке американской тушенки на брата.

Я получил новую спецовку! И — мы переехали в новые барак, а старый, еще английский, снесли.

И вдруг новость: ни с того ни с сего арестовали пять человек в бухгалтерии. Воровали? И — пятерых артистов варьете: может, из-за того, что они гомосексуалисты? Как бы то ни было, мы остались без вечерних представлений, к которым так пристрастились…

Мать пишет, что из еды можно достать только кожу и кости.

К началу зимы я купил себе свитер, перчатки и шаль. А в каптерке мне выдали новый бушлат.

Убило в шахте нашего товарища, он итальянец. Ужас. Мы послали его семье письмо с соболезнованиями и собрали (54 человека) 1000 франков. Письмо через месяц вернулось — семья переехала неизвестно куда. Хорошо, деньги не успели отправить.

Настал 1947 год. Послал домой три пакета с едой от YMCA, каждый стоил, между прочим, 125 франков!

Из дома пишут — жрать нечего. На человека в день приходится по карточкам 250 г хлеба, 30 г маргарина, 30 мармелада, 15 г мяса, 15 сахара, 7 г жира. На месяц — 4 кило картошки. Мать весит 100 фунтов… Может, ей все-таки снова станут платить пенсию. Пишет, что вокруг у них там — сплошные руины. Из 10 церквей осталось две. Из 12 школ — три…»

Кто был из западной зоны, тех отпустили по домам еще в 45-м. А кто из восточной — те отмотали двушку с хвостиком. Их, как и обещали, выпустили в сентябре 1947-го. Лагерное начальство пугало:

— Из восточной зоны вас всех в Сибирь отправят!

Было реально страшно: а вдруг?

И вот, наконец, мы отработали последнюю смену в шахте… С товарищами, которые оставались, мы тепло попрощались. Мастер сделал мне подарок — фунт кофе. В столовой я купил полкило табака и шесть вареных яиц на дорогу — впрочем, в пути выяснилось, что они все тухлые.

Товарняком нас довезли до пересыльного лагеря. Там переночевали и на другой день доехали до границы британской зоны, получили справки об освобождении и по 40 марок на брата. А вот денег, которые у нас отняли еще в первом лагере, обещая после отдать, — никому не вернули, конечно.

Мы перешли пешком через демаркационную линию — и дальше как белые люди поехали уже не товарняке, а пассажирским поездом!

Но это была еще не полная свобода — пришлось вытерпеть двухнедельный карантин. Боялись что мы привезем заразу!

— А не было такой мысли — поехать в Западную Германию?

— Нет, конечно!

— Что, тебя социализм заинтересовал?

— Какой социализм! У меня же на Востоке оставалась мать и сестра 9 лет. Надо было о них заботиться. Мать — вдова солдата, отчим (это тот, кто кормился при нацистской ячейке!) погиб в России, в 1943-м. Конечно, она как вдова получала за него пенсию, но — какую? Копейки…

Райнер вернулся домой, в свой маленький городок, от которого, впрочем, остались только руины. Уж постарались бомбардировщики союзников! Те самые, что пытался, но не смог отогнать наш «герой» и его сослуживцы… Круг замкнулся. Ушел на войну из своего городка — и через три года вернулся на то же место… Мать, сестра, щастье, объятия, надежды на лучшее. Вообще жизнь стала налаживаться! Привезенный из лагеря фунт табака Райнер на родине выменял на костюм second hand, рубашку и галстук. А еще ему как нуждающемуся выдали из фонда солидарности комплект офицерской формы вермахта. Шинель после перешили во вполне модное пальто!

Пытаясь выбраться из нищеты, мать Райнера занялась бизнесом. Схема была несложная. Покупаешь бутылку шнапса, везешь ее в британскую зону, продаешь там бухло за 80 марок, на выручку берешь литр уксусной эссенции, дома разбавляешь ее водой 1:10 — и дальше в деревнях меняешь уксус на картошку, муку и яйца.

Вскоре после возвращения случилось важное событие: Райнер встретил — на вокзале — своего школьного учителя. Тот рассказал, что двое его коллег, оба нацисты, покончили с собой в 45-м. Причем один из них распорядился, чтоб его труп сожгли. Что это было — подражание фюреру?

— Мировоззрение, которое в меня вбили в школе и в юнгфольк, — было опозорено, вместо него — вакуум. Новой госдоктриной — марксизмом-ленинизмом — эта пустота не могла заполниться. Кстати, многих тогда коммунизм отвращал настолько же сильно, как до этого — национал-социализм. А вот верующих — уважали! Я обратил на них внимание, когда после войны кинулся искать, за что ухватиться, я хотел заполнить внутреннюю пустоту. В возрасте 21 года я был незрелым человеком, не было у меня стержня внутри. Я пытался найти что-то, что станет ценным для меня. Привязало бы меня к жизни. И вот мне кто-то сказал, что в нашем городке есть маленькая группа «Свидетелей Иеговы». При Гитлере (и не только при нем! — ИС) пойманных членов секты сажали в лагеря. И старший той группы — отсидел. (Сперва у нацистов, а после его посадила Штази.) Я нашел их и стал к ним ходить. Думал: раз эти «Свидетели Иеговы» даже в лагере не отказались от своих убеждений — значит, в них есть сила! Члены секты принципиально не участвовали в политической деятельности, вот и я решил не вступать ни в какую партию. Мне и той партии, моей первой, хватило на всю жизнь!

Я поверил «Свидетелям». В то, что они рассказывали. О том что люди, которые верят в Иегову и распространяют его идеи, уцелеют после Армагеддона, когда мир будет уничтожен, — и останутся жить на Земле вечно. Это было, конечно, иррационально. Но тогда я в это поверил — и после верил еще долго. Глупый был, молодой… Но позже у меня появились сомнения. Верх взяли другие мысли. Я думал о том, что, если Бог всемогущ и ни один волос с головы человека не упадет без его воли — как же он допустил, что его избранному народу, народу Библии, те есть евреям, выпали такие страдания? Ну и что же тогда есть — Добро?

Но «Свидетели» мне все-таки помогли. Ненадолго, но все равно я им благодарен. Я тогда попал в сообщество, которое хотело добра и делало что-то хорошее для людей.

А потом я стал атеистом, — когда понял, что цели, которые ставит религия — недостижимы. Ну это же невозможно, чтобы человек жил вечно! Католики и протестанты, в отличие от «Свидетелей Иеговы», думают, что люди после смерти попадают кто в рай, кто в ад. Это тоже мне кажется слишком примитивным и наивным… В общем, я понял, что религия служит интересам и целям эксплуатации, обслуживает интересы власти.