Мо Янь - Сорок одна хлопушка

Учиться по учебникам — не моё. Когда меня заставляют неподвижно высиживать по сорок пять минут на маленькой квадратной табуретке, я испытываю ни с чем не сравнимое мучение. А ведь каждый день — это не сорок пять минут, ежедневно нужно высиживать семь раз по сорок пять минут, четыре утром и три после обеда. Через десять минут у меня начинает кружиться голова, хочется лечь и поспать. Постепенно я уже не слышу заунывные объяснения учительницы, не вижу её лица, не слышу, как читает вслух сидящий рядом. Такое впечатление, что перед глазами белое полотно, как белый экран в кино, и на нём движутся тени людей, коров и даже собак.

Классная руководительница Цай только приступила к тому, чтобы привести в порядок мои мысли и поведение — круглолицая женщина с ямочками на щеках, короткая шея, широкий зад, походка вперевалочку, как утка на реке — она очень скоро перестала обращать на меня внимание. Преподавала она математику. Я на её уроках засыпал. Она брала меня за ухо, поднимала и орала прямо в него:

— Ло Сяотун!

Я открывал глаза и бестолково спрашивал:

— Что такое? У тебя дома кто-то умер?

Она посчитала, что я нарочно так говорю, чтобы в её доме кто-то умер, на самом деле она напрасно так думала. Это мне приснилось, что множество врачей в белых халатах бегут по улице и громко кричат: «Скорее, скорее, в доме учительницы кто-то умер!» Но она ведь не может видеть, что мне является во сне, поэтому, когда я сказал, что в её доме кто-то умер, она посчитала, что я нарочно так колдую. Она была очень воспитанной, и если не очень воспитанный учитель наверняка тут же отвесил бы мне хорошую затрещину, мой классный руководитель лишь покраснела своим круглым личиком, вернулась за кафедру и пошмыгала носом, словно девочка, которую сильно обидели. Закусив нижнюю губу, она будто набралась смелости и спросила меня:

— Ло Сяотун, у нас восемь груш, их надо разделить между четырьмя детьми, как мы это сделаем?

— Чего делить-то? — хмыкнул я. — Отнять, и всё тут, нынче ведь период первоначального накопления, обожрёшься — храбрец, помрёшь с голоду — трус, кулаки большие — уважаемый человек!

Мой ответ вызвал смех среди всех этих малолеток в классе. Я понимал, что они вообще ничего не смыслят в том, что я сказал, лишь почувствовали игривость в моём ответе на вопрос, один засмеялся, а вслед за ним по-дурацки захихикали остальные. Все покатывались со смеху, сидевший рядом со мной малец, которого звали Люйдоу, от смеха был аж весь в соплях. Эта тупая малышня под надзором тупого классного руководителя становилась ещё тупее. Довольный собой, я смотрел на классную, она лишь шарахнула длинной указкой по столику на кафедре и, покраснев как рак, яростно взвизгнула:

— А ну встань!

— Чего это я должен вставать? — поинтересовался я. — Все сидят, а я почему вставать должен?

— Потому что ты отвечаешь на вопрос.

— А разве, чтобы ответить на вопрос, нужно вставать? — заносчиво сказал я. — У вас что, телевизора нету? Если его у вас нету, значит, вы его никогда не смотрели? Разве ты никогда свинины не ела и не видела, как свинья бегает? Видела по телевизору высокопоставленных лиц на пресс-конференциях? Они отвечают на вопросы всегда сидя, встают лишь те, кто задаёт им вопросы.

Глупая малышня снова расхохоталась, они не поняли мой ответ, куда им! Возможно, они смотрели телевизор, но они-то смотрели его только ради мультиков, а не ради таких важных вопросов, какие поднимаю я. Тем более они не могли смотреть телевизор, чтобы, как я, стараться понять важные международные и внутренние события. Перед Праздником фонарей, [60] Праздник фонарей отмечается в пятнадцатый день первого месяца и знаменует собой окончание празднования Нового года. мудрейший, у нас дома уже появился фирменный японский цветной телевизор с экраном 21 сантиметр по диагонали. Сегодня такой телевизор уже музейный экспонат, но в то время он был самый передовой. И не только у нас в деревне, даже в таких крупных центрах, как Пекин и Шанхай. Этот телевизор нам привёз Хуан Бяо в подарок от Лао Ланя. Когда Хуан Бяо вытащил из картонной коробки эту прямоугольную блестящую штуку чёрного цвета, мы невольно ахнули.

— Красивый, надо же, какой красивый, — проговорила мать.

Даже отец, у которого обычно очень редко играла улыбка на лице, восхитился:

— Только взгляните, ну как это смогли сделать!?

Стабилизационное устройство из белого пенопласта внутри коробки тоже немало восхитило отца, он сказал, что и предположить не мог, что на свете есть такие лёгкие вещи. Меня это ничуть не удивило, потому что при сборе утиля мы видели такое неоднократно. На самом деле от этих штук толку мало, все пункты приёма утиля отказываются их брать. Хуан Бяо вручил нам не только телевизор, но и телевизионную антенну высотой пятнадцать метров — она была закреплена на бесшовной стальной трубе, окрашенной антикоррозийной серебряной краской. Антенну установили во дворе нашего дома, и у нас появилось ощущение, что мы выделяемся, как журавль среди кур. Мне казалось, что, если я заберусь на верхушку антенны и встану на провод, вся деревня будет видна как на ладони. Когда на экране телевизора появились эти красивые картинки, глаза всей семьи загорелись. Телевизор поднял всех нас на новый уровень. Отсюда значительно увеличились и мои познания. Отправлять меня в школу, да ещё в первый класс — просто насмешка какая-то. Такой уровень учёности и познаний, как у меня, в нашей деревне мясников был только у Лао Ланя. Читать я не умел, но было ощущение, что все эти иероглифы знакомы со мной. Столько всего изучать бесполезно, в первую очередь не надо учиться в школе. Неужели в школе ещё надо учиться решать такие задачки, как эта, о распределении восьми груш между четырьмя детьми?

Мои слова аж поперёк горла классной встали. В глазах у неё что-то засверкало. Я понял, что из её глаз сейчас что-то выкатится — и это «что-то» — слёзы. Я и немного испугался, что они выкатятся, и отчасти надеялся, что так и произойдёт. В душе было понемногу и довольства, и страха. Я понимал, что мальчика, который довёл классного руководителя до слёз, все могут посчитать нехорошим, но в то же время могут решить, что будущее у этого ребёнка просто не имеет границ. Ясное дело, ребёнок необычный, такие со временем могут стать большими руководителями, если будут тянуться к хорошему, а если потянутся к плохому, то могут стать крупными бандитами, в общем, не простые это детишки. К моему большому сожалению и к большому счастью, эти сверкающие штуковины из глаз классной так и не выкатились. Сначала она тихо проговорила:

— А ну-ка выйди.

Потом взвизгнула:

— А ну катись отсюда!

— Учительница, выкатываться могут только мячики, а ещё ёжики, когда свёртываются наподобие мячиков, — сказал я. — Я же не мячик и не ёжик, я человек и могу лишь выйти или выбежать, ну и, конечно, могу выползти на коленках.