Титус Попович - Жажда

После ужина Джеордже вышел во двор покурить, Издалека доносились приглушенные расстоянием звуки музыки и возгласы танцующих.

— Я, пожалуй, пойду домой, — тихо сказал он.

— Так будет лучше, товарищ директор, — согласился Арделяну.

Он ни разу не спросил Джеордже, почему тот перебрался к нему, а сам Джеордже не раз порывался рассказать обо всем, но не знал, как объяснить покороче, а в долгие объяснении пускаться ему не хотелось. Арделяну был слишком здравомыслящим человеком, хотя с политической точки зрения он, вероятно, оправдал бы его поступок. Это, по правде говоря, его не интересовало. Джеордже заметил, что Арделяну с каким-то особым уважением относится к его семейной жизни. Пусть думает, что произошла незначительная ссора…

Они стояли рядом, наблюдая, как ложились на землю синие тени. Джеордже украдкой посмотрел на крупное лицо Арделяну. Когда тот затягивался, огонек сигареты освещал его большой рот и жесткие, плохо подстриженные усы. Механик выглядел старым.

— Сколько вам лет, Арделяну?

— Сорок два…

— Ах, вот как! — Джеордже стало неловко от своего вопроса. Продолжавшееся молчание угнетало его. Не может быть, чтобы им нечего было сказать друг другу. Стоило только начать. — Вы давно в партии?

— С тридцать седьмого. С октября.

— Женаты?

— Нет, — нехотя ответил Арделяну.

Джеордже почувствовал в ею голосе едва заметное смущение и решил не настаивать. Им овладело вдруг чувство горечи. Расстояние между ними нельзя было заполнить словами — оба они одинокие, и оба не знают, как защититься от этого одиночества. Может быть поэтому, им легче говорить о посторонних вещах. Даже нельзя решить, стоит ли теперь делиться своими сомнениями. Теперь или потом, с ним или с кем-нибудь другим — какая разница? Джеордже невольно вздохнул. Арделяну обернулся, но как раз в тот момент в ворота вошел Глигор. Заметив две светящиеся точки сигарет, он подошел и тоже закурил.

— Добрый вечер, — спохватился Глигор, вспомнив, что не поздоровался.

— С хоры? — спросил Арделяну. — Ну как там?

— Да никак! Дуракам закон не писан — трясут задами. Посмотрел и ушел, — ответил Глигор, а сам тем временем думал: «Все равно Гэврилэ настоит на своем, не даст самовольничать глупой девке. Пойду завтра к нему и скажу, что дочь тяжелая осталась и, ежели не выйдет сейчас же замуж, станет посмешищем всего села». Думая это, он заранее знал, что не осмелится пойти к Урсу, и это бесило парня.

— Говорят люди о земле? — поинтересовался Арделяну.

— Не знаю. В корчму не заходил, не люблю я это. — Глигор глубоко вздохнул и, собравшись с духом, сказал изменившимся голосом: — Уж не знаю, как вам это понравится, только я решил жениться.

— Молодец Глигор, — одобрил Джеордже. — На ком же?

— На дочери Гэврилэ Урсу, — заносчиво ответил Глигор. — Я уже давно толковал с отцом, он согласен отдать ее за меня. Так и знайте… — Глигор попытался засмеяться, но у него не получилось.

— На кулацкой дочери? — удивился Арделяну. — А другой не мог найти? Нашел время с реакционерами связываться…

— Зачем мне искать другую, коли эта мне полюбилась. И красива и богата… и сам я ей по душе пришелся… Давно уже. Росли ведь вместе…

Арделяну закурил новую сигарету, и по тому, как он с силой отшвырнул спичку, Джеордже понял, что механик не на шутку огорчен выбором Глигора. Сначала это показалось ему смешным, но вскоре смутное беспокойство овладело им. Знал ли Глигор о положении девушки, или просто он теперь навеселе и несет чепуху.

— Пошли в дом, — предложил он. — Стало прохладно.

Суслэнеску спал тяжелым сном, отвернувшись к стене. Джеордже убавил фитиль в лампе. Он понимал, что ему надо идти домой, но не мог решиться. Сердце беспокойно сжималось — что он скажет Эмилии? Она может принять его возвращение за отказ от прежних намерений. Арделяну выглядел озабоченным.

— Плохо ты поступаешь, Глигор, — задумчиво сказал он.

— Почему плохо? — рассердился парень. — Растолкуйте мне, почему плохо? Выходит, ежели я вступил в партию, вы можете приказать мне, кого брать в жены?

— К богатству тянешься, голубчик, не знал я этого.

— Жена мне нужна, а не богатство. Не видите, что ли, как живу — одинок, как пес. Это вам понять надо. Девушка она хорошая, честная…

Глигор умолк и, сжав под столом кулаки, стал ждать, что скажет Арделяну.

— Гэврилэ враг, — начал тот. — Не раскусил еще, что ли? Мы предложили ему стать старостой, а он? С Маниу, с Паппом… Ты сам рассказывал, как он рассвирепел и набросился на тебя, стоило заговорить о реформе. Вот тебе и святоша! И чем сильней будем мы, тем яростнее он станет выступать против нас… А ты решил войти в их семью? Не знаешь его? Даже сына выгнал из дому, только бы не отдавать его долю земли. Смотри, Глигор, испортишься и ты среди них, а парень ты честный, хороший… Кроме того, девушка…

— О ней уж не говорите… Я лучше знаю… Ежели я не нужен партии с такой женой, то уйду…

— Ты любишь ее? — тихо спросил Джеордже.

Глигор с удивлением обернулся, словно впервые заметил директора.

— Не знаю. Нужна она мне. Я все знаю… и что вы присоветовали ей стать учительницей… — Глигор презрительно усмехнулся, — как будто без нее не обойдется… Да как она учиться-то будет с ребенком на руках?

Глигор поперхнулся. «Проговорился», — с ужасом подумал он.

— Так вот куда у вас зашло, — улыбнулся Арделяну. — Тогда я молчу.

— Зашло с божьей помощью, — проговорил Глигор, стараясь изобразить улыбку.

Но Джеордже заметил, что Глигор изо всех сил сжимает руки между колен и лоб парня покрылся испариной. Внимательно вглядевшись в лицо Глигора, Джеордже убедился — что-то изменилось во всем его облике. Но что именно — понять было трудно. Пристальный, остановившийся взгляд Глигора смутил его.

— Мне не нужна земля Гэврилэ, он стережет ее, как цепной пес. Я сам получу землю… А на девушке все равно женюсь. Хорошая она, ласковая, а счастья еще не видела…

Было уже поздно. У Джеордже слипались глаза. Арделяну посмотрел на часы.

— Добрые люди, уже за полночь перевалило… Пора спать… Я договорился с Фогмегойей о чердаке — там сено, тепло, возьмем с собой одеяла…

— Простите меня, — послышался вдруг голос Суслэнеску. — Я причиняю вам столько хлопот. Я чувствую…

— Пустяки, господин учитель, мы люди привычные. Глигор, ты тоже иди спать.

— Не пойду, — коротко ответил Глигор. — Спать еще не хочется. Может, вы почитаете мне что-нибудь из книг. Очень уж я люблю.

Джеордже устало зевнул. «Лучше пойти домой, — подумал он, — сказать Эмилии: уступи, все это нелепо…» Он тяжело поднялся со стула и, подойдя к окну, прижался лбом к холодному стеклу. В полумраке освещенного луной двора метнулась чья-то худая, высокая тень, пробежала от ворот к стене и исчезла.