Гуга Лолишвили - Охотники за новостями

Наконец он исчерпал все возможные комбинации действий, встал и с несчастным видом повторил: «Ну я пошёл?»

Не дождавшись ответа, Мишка ушёл, укоризненно топая ботинками и хлопнув дверью. В этом стуке прозвучал такой неподдельный упрёк, что у меня ещё сильнее заныл живот. За окном по-прежнему свистел ветер, за стенкой нараспев молились и не имелось никаких предпосылок считать, что эти обстоятельства вскоре изменятся.

Я сел и принялся натягивать ботинки. Процедура обувания становилась для нас чем-то вроде церемониального танца какой исполняли некоторые народности собираясь всем племенем на охоту.

Тенгиз внимательно следил за тем, как ловко я управляюсь со шснурками.

«Вставай, студент, — торжественно обратился я к нему, когда дело было сделано, — Надевай ботинки. Пришла твоя пора собирать фольклор. Или ты думаешь, что не за этим сюда приехал?».

Пока Тенгиз исполнял свой танец, я вышел из номера и направился к дежурной по этажу. Мне давно известен один секрет — лучшие справочные бюро в гостиницах незнакомых приезжим городов, это дежурные по этажам. Они привыкли к самым необычным вопросам постояльцев и у них, как правило, имеются на них ответы. Но, в этом деле имеются свои тонкости, чтобы получить ответы, нельзя проявлять интерес и рубить сплеча. Советский гостиничный персонал презирал прямо поставленные вопросы с такой первородной силой, что вытянуть нужные сведения можно было лишь при помощи уловок, фокусов, ужимок и ловушек.

Несмотря на то, что дежурным скучно за стойками и тянет поговорить, им не хочется болтать со всеми подряд. Улавливаете? В этом вся соль! Гостиничный персонал не склонен разговаривать с тем, кто хочет что-то выпытать. Он замыкается, начинает отвечать односложно, притворяется, что страшно занят и пиши пропало. Нет! Дежурная по этажу стремится поговорить как раз с тем, кто этого не хочет. Вся хитрость заключается в том, чтобы подобрать правильную наживку и ловко забросить её.

Карпа, к примеру, можно словить на хлебный мякиш. А вот форель или, скажем, осётр на хлебный мякиш не клюнут ни за какие коврижки. А на червя клюнут. Но клюнут только в том случае если будут твёрдо уверены, что тебе этого не нужно. Но если у них появится малейшее подозрение на твой счёт, то можешь сразу сматывать удочки. Так и дежурные по этажам. С ними нужно быть начеку.

Мне требовалось узнать, где обитают неформальные объединения. Я медленно, словно думая о чём-то своём, приблизился к дежурной и сосредоточившись на окне за её спиной задумчиво пробормотал: «Опять снег пошёл. А у нас, совсем, тепло».

«У нас» — тот самый червяк, которого я насадил на крючок.

— Где у вас? — немедленно «клюнула» дежурная.

Я сделал вид, что только сейчас её увидел:

— А я вас и не заметил! Задумался. У нас это в Тбилиси.

Дежурная взяла наживку так хорошо, что мой поплавок, бешено, заплясал а воде, распугав стрекоз и разогнав в стороны ряску.

— Так вы из Тбилиси? Ого! А у меня там двоюродная сестра живёт. В прошлом году мы к ним ездили в гости и нам очень понравилось!

— Сейчас у нас неспокойно, появились всякие неформальные движения и всё такое, — направил, я разговор в нужное мне русло.

— А где сегодня спокойно? И у нас создаются всякие движения.

— Не может быть!

— Точно вам говорю! Вон в Институте языка, целую партию образовали, кажется социал-демократическую, я в этом не очень разбираюсь. Уже и в газетах про них писали.

— В Институте языка? Знаю! Большое такое здание, из красного кирпича, напротив вокзала.

— Да нет, это в другом районе, — на улице Маяковского. Туда автобус номер четыре идёт. Но это не важно! Вы только послушайте, что наш директор на собрании сказал.

Дежурная довольная тем, что заполучила покладистого слушателя, приготовилась подробно рассказывать о том, что именно сказал директор, кто при этом присутствовал и кто как на это реагировал, но тут на сцене появился обувшийся Тенгиз, и я не узнал, что обычно говорят директора махачкалинских гостиниц на собраниях трудовых коллективов, относительно неформального движения.

— Ну и куда мы сейчас? — спросил Тенгиз, когда мы вышли на улицу.

— Как куда? В Институт языка, разумеется.

— А на кой нам Институт языка?

— Мог бы и сам догадаться.

— Неформалы?

— Точно.

— А, где это? Надо у кого-нибудь спросить.

— Не надо. Садимся на автобус номер четыре, едем до улицы Маяковского, а вот там, если что спросим.

— Ты, что здесь уже бывал?

— Нет.

— А откуда…

Пойдём скорей. В автобусе я тебе расскажу, как это делается.

Светофор открыл свой зелёный глаз, и мы перешли улицу. Под ногами чавкало серое месиво. Где-то на этих улицах, по серому месиву шлёпал Вигнанский, сжимая в кармане список кавказских языков на которые ему предстояло перевести предложение Кавказ наш общий дом .

Институт языка не оправдал ожиданий. Никаких социал — демократов там не было и в помине. Они завелись в не в Институте языка, а в Институте литературы.

Это заведение находилось на другом конце города. Мы с Тенгизом решили разделиться: он поехал обратно в гостиницу, чтобы поджидать там Вигнанского, который мог вернуться с новостями для нас.

По уговору он должен был узнавать всё, что можно о партиях и движениях, а мы хватать под локти всякого местного полиглота и совать ему под нос бумажку с лозунгом: «Кавказ наш общий дом».

Итак, Тенгиз вернулся в гостиницу, а я продолжил идти по следу неформалов. Но след на этот раз оказался верным и привёл меня туда куда было нужно. Спустя некоторое время, замёрзший и уставший я сидел

в кабинете на третьем этаже дагестанского Института литературы, перед членом правления социал-демократической партии. Этого достойного человека звали Алексей Николаевич и он проявил себя с самой хорошей стороны, во-первых напоил меня горячим чаем, во-вторых обстоятельно ввёл в курс местной политической обстановки.

Институты многопартийности, которую тогда называли неформальным движением, только зарождалось и было совершенно неясно, что за зверь такой пробуждается от семидесятилетней спячки. В условиях, когда в кавказском винном бочонке забродил дух сепаратизма в ядовитых испарениях которого угадывались контуры грузино-южноосетинского конфликта, а самые дальновидные прогнозировали проблемы в Абхазии, информация о реальных раскладах в регионе представляла огромный интерес.

Начались «трения» между осетинами и ингушами из-за спорных приграничных территорий. Всегда тлевшая как зола в плохо затушенном костре, вражда между казаками и чеченцами, исторические корни которой уходят в прошлые века, тоже грозила новым пожаром — произошли несколько вооружённых столкновений и обе стороны извлекали из фамильных сундуков дедовские сабли и кинжалы.