Карл Кнаусгорд - Детство

— Алло? — спросил чей-то голос.

Кто это — Кайса?

— Привет, — сказал я. — Говорит Карл Уве. Это Кайса?

— Да, — сказала она. — Привет.

— Мы забыли договориться, когда мне прийти, — сказал я. — В какое время тебе удобнее? Мне все равно.

— Э-э-э, — протянула она. — Вообще-то все отменяется.

— Отменяется, — повторил я за ней. — Ты не сможешь? То есть твои родители никуда не уходят?

— Дело не только в этом, — сказала она. — Но я… э-э-э, ммм. Ну. Не могу больше встречаться с тобой.

Как же так?

Значит, она порывает со мной?

Но… Всего только пять дней, как мы решили встречаться!

— Алло? — произнесла она в трубку.

— Все кончено? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Кончено.

Я ничего не сказал. На том конце я слышал ее дыхание. По щекам у меня катились слезы. Наступила долгая пауза.

— Ну, всего тебе, — сказала она вдруг.

— Всего хорошего, — сказал я, повесил трубку и вышел на автобусную остановку.

Глаза у меня распухли от слез. Я отер их тыльной стороной руки, хлюпая носом, сел на велосипед и поехал прочь. Я глядел перед собой, но почти не различал дороги. Почему она так поступила? Почему? Как раз тогда, когда все так хорошо наладилось? Именно в тот день, когда мы должны были остаться одни в ее доме? Несколько дней назад я ей нравился, так почему же она вдруг меня невзлюбила? Может быть, оттого, что мы с ней мало разговаривали?

И такая симпатичная девочка! Прямо невероятно какая симпатичная!

Ну, и к черту!

Пошло оно все к чертям собачьим!

К черту, в задницу, и пропади все пропадом!

Подъехав к «Б-Максу», я вытер слезы рукавом. Была суббота, и магазин уже закрывался, парковка была забита автомобилями, кругом толпился народ с сумками, полно ребят. Может, они решат, что слезы у меня от ветра? Я же на велосипеде?

Я въехал на последний подъем, за которым начинался ровный участок шоссе. В душе у меня то и дело возникала пустота, десятисекундные промежутки — без единой мысли, когда пропадало даже сознание, что ты существуешь, а затем вдруг врывался образ Кайсы — все кончено! — и я вздрагивал от неудержимых рыданий.

Я надел на велосипед замок, поставил его на обычное место перед домом, войдя, постоял на пороге, определяя, где кто находится, чтобы ни с кем не встречаться, и так как путь, судя по звукам, был свободен, то, поднявшись по лестнице, я зашел в ванную и там хорошенько вымыл лицо, прежде чем уйти к себе и лечь на кровать.

Полежав немного, я встал и пошел к Ингве. Он играл на гитаре, сидя на кровати. Когда я вошел, Ингве поднял голову.

— Что случилось? Ты ревел? — спросил он. — Из-за Кайсы? Она дала тебе от ворот поворот?

Я кивнул и снова заплакал.

— Да ну, Карл Уве! — сказал Ингве. — Это скоро пройдет. Найдется другая девушка, за этим дело не станет. Вон их сколько вокруг! Забудь ее — и всё. Ничего страшного не случилось.

— Как же — «ничего страшного»! — сказал я. — Мы всего пять дней как начали встречаться. Мне нужна только она и никакие другие. И вдруг сегодня такое! Как раз когда мы собирались встретиться одни у нее дома.

— Погоди-ка, — сказал он, вставая с кровати. — Сейчас я дам тебе послушать одну песню. Может быть, это тебе поможет.

— Какую песню? — спросил я, усаживаясь на стул.

— Погоди, сейчас узнаешь, — сказал он, перебирая ряд синглов на полке. — Вот эту, — сказал он, вынул один и показал мне конверт — «Прошлое не вернешь» группы The Aller Værste! .

— Эта — да.

— Вслушайся в текст, — сказал он, вытряхивая из конверта пластинку, надел сначала переходник на шпенек проигрывателя, затем положил пластинку, поднял звукосниматель и поставил его на первую бороздку уже вертевшегося диска. После секундного шороха энергично зазвучали, задавая ритм, ударные, затем вступила бас-гитара, гитара и комбо-орган и вся аккомпанирующая группа, затем раздался резкий, невероятно зажигательный риф, и голос запел на ставангерском диалекте:

— Вот, слушай! — сказал Ингве.

— Да, — сказал я.

— Все, все проходит, — сказал Ингве, когда песня закончилась и звукосниматель сам автоматически вернулся на свою опору. — Все пройдет в свой черед. Спи, ночь приходит, а утром солнце взойдет.

— Я понял, — сказал я.

— И как — помогло?

— Да, немножко, — сказал я. — Можно поставить ее еще раз?

За обедом мама и папа, к счастью, не заметили, что я плакал. После него я пошел гулять. Внутреннее беспокойство не давало мне сидеть дома, а так как на улице никого не было и все мои знакомые разъехались на каникулы, я отправился вниз к причалам. Там собралась целая компания, все толпились вокруг новенькой лодки Йорна, купленной в этом году. В ту весну многие обзавелись новыми лодками, в том числе Гейр Хокон и Кент Арне; у одного теперь была GH-2 , у другого — «Вит Дромедилле», обе десятифутовые, обе с мотором «Ямаха» на пять лошадиных сил.

Я направился к ним.

— А вот и фемик, — сказал Йорн, когда я остановился.

Опять это словечко!

Они захохотали, и я понял, что сказано было с нехорошим смыслом.

— Привет, — сказал я.

Йорн запустил мотор, дернув за шнур.

— Иди сюда, Карл Уве, — позвал он.

— Нет, — сказал я, — что-то не хочется.

— Иди, я тебе что-то покажу, — сказал он и, взглянув на младшего брата, бросил ему: — Дай задний ход, когда я скажу.

Тот кивнул.

— Ну, иди же, — позвал он, выходя на нос.

Я нерешительно шагнул было в его сторону. Когда я оказался на краю причала, он неожиданно ухватил меня за ноги.

— Давай! — крикнул он брату.

Лодка дернулась от причала, я присел на корточки, причал ушел у меня из-под ног, и меня потащило с него, так как Йорн продолжал держать меня за ноги, а лодка отходила все дальше. Я схватился руками за край, вцепившись в него мертвой хваткой. Младший брат прибавил скорости, мотор взревел, и я повис над водой ногами в лодке, а руками вцепившись в причал. Я кричал, чтобы они перестали. Я уже плакал. Остальные с усмешкой глядели на происходящее и не вмешивались.