Мастер Чэнь - Девушка пела в церковном хоре [litres]

И дальше о том же:

«И вот теперь по воле царя из-за войны с Японией вас снова берут на службу… Из-за чего началась война? Из-за того, что царь со своими министрами и стаей хищников, желающих погреть свои руки около чужого добра, захватил Маньчжурию и стал уже подбираться к Корее. Страны эти лежат далеко на Востоке, и нужны ли они русскому народу, тому народу, который пашет, сеет, жнет, работает у фабричного станка и в ремесленной мастерской, который трудом своим кормит всю ораву купцов и фабрикантов, помещиков и попов, чиновников и военных, и самого царя с его огромной семьей?»

И этим людям не стыдно.

Нужны ли означенные страны народу? А вы еще спросите – нужны ли народу стихи Бальмонта? Картины Серова? И вот этот, как его, юноша с пластинок из кают компании: Рахманинов; может, народу хватит Чайковского или просто балалайки? Нужен ли народу Мадагаскар, Габун, холодные острова Севера, за которые гибнут замечательные люди? Нужен ли весь этот потрясающий, прекрасный мир?

Это что же за тайный союз такой, который пропагандирует самых тупых и злобных, задает людям такие вопросы. Для них «народ» – несчастное стадо, без надежды на дальний свет и сверкающую смыслом жизнь.

Стая царских хищников захватила Маньчжурию… Вы еще написали бы, что война идет «за дрова».

«А скажите-ка, кто начал войну? Кто напал?» – прозвучал в голове голос моего недруга, инженера Дружинина.

Но так ведь у этих, Российск. Социал-демокр. и прочая, и тут есть ответ.

«Не за народ, а за царя встанете вы под штыки, пули и бомбы, не против японцев, а против одного народа, против братьев своих будете вы бороться».

Что? Братья? То-то же эти братья поубивали десятки тысяч русских солдат и матросов.

Но так ведь у этих, которые «тайное общество», все получается сугубо убедительно. Вот еще прокламация, «Центральный комитет Рос. Соц. – Дем. Рабочей Партии к русскому пролетариату». И что они говорят русскому пролетариату? А вот:

«Все силы народа подвергаются величайшему напряжению, ибо борьба начата нешуточная, борьба с 50-миллионным народом, который превосходно вооружен, превосходно подготовлен к войне, который борется за настоятельно необходимые, в его глазах, условия свободного национального развития. Это будет борьба деспотического и отсталого правительства с политически свободным и культурно быстро прогрессирующим народом…»

То есть рекрутам нельзя – это плохо, это неправильно – побеждать японцев. А что правильно? Да вот же:

«А в случае поражения война приведет, прежде всего, к падению всей правительственной системы, основанной на темноте и бесправии народа, на угнетении и насилии. Кто сеет ветер, тот пожнет бурю».

Ах, вам тоже нужно поражение.

Институтки и прочие лучшие люди империи, славшие телеграммы японскому императору с пожеланиями победы, вы не одиноки. С вами вот эти, друзья пролетариата. Хотят поражения, чтобы обрушилось вообще все, хотят падения всей системы.

Да эти друзья будут куда хуже смешного графа Толстого.

А интересно, как к такому образу мысли должен относиться вот я, который пусть и случайно, но попал на палубу крейсера, идущего на помощь нашим людям, – неважно где, в Маньчжурии ли, Корее или во Владивостоке? Но вы, наверное, для таких сочиняете отдельные и особые прокламации.

Я тогда и думать не мог, насколько был прав – в смысле, что скоро такие, особые прокламации увижу. Вот здесь. На крейсере.

Что произошло с этим неприглядным ворохом бумаг от Станислава, я сейчас расскажу – бумаги сыграли свою роль в дальнейших странных событиях.

А в тот момент – когда я уже выкарабкался из каюты жадно дышать почти свежим воздухом – у меня в голове оставалось, отнимало радость, беспокоило что-то… я не мог сразу сказать что. Какие-то строчки. Да, только четыре строчки, из числа быстро просмотренных мной. Где? А, кажется, в «Стрелах» (Невский, 100).

Эта стальная рука не давала мне покоя. Мертвая, бессмысленная, таящая глухую ненависть, она, казалось, замахивалась на меня откуда-то из переплетения лебедок и такелажа «Донского».

Автор: подписано «И. Каляев». Кто такой?

И прокламации исчезли из моей каюты. Журналы так и лежат нетронутыми, а вот эти серые листки – их нигде нет.

И для того, кто их нашел, получается, что Алексей Немоляев – разжигатель революции на военном корабле его императорского величества. Да еще какой революции – в бешеном, диком, подлом ее варианте (что там было, в прокламациях той «Р.С.Д.Р.П», насчет желательности поражения России в войне и насчет наших японских братьев?).

Кто ходит по этому коридору? И кто может в любой момент сюда зайти, с учетом того, что дверь не запирается?

Да кто угодно. Любой офицер, все их каюты здесь. Затем, по нашему коридору постоянно топают два матроса, поодиночке, но одни и те же – не очень молодые, мордатые, физически, очевидно, не слабые и мрачные какие-то. Чьи-то вестовые, наверное. Один из них – вроде как Дружинина, я видел, как он заходил в дружининскую каюту, замыкающую наш коридор. А второй? Но еще есть вестовые прочие, да хоть Ен.

И именно Ен в этот же день начал задавать мне вот какие вопросы.

– Вашбродь, дозвольте спросить – а если дома все так плохо, то нас что – вернут обратно? А если нас забыли, то, может, мы сами вернемся? А кто тогда даст нам угля? Что вы думаете? У нас все волнуются.

Понятно, что у них, в носовой части корабля, волнуются. У нас, на корме, то же самое.

Ен очень нервный и затаенный. А что вы хотите от китайца.

Еще была Инесса. Я встретил ее у чугунного кнехта на палубе утром (когда исчезли мои прокламации), и она ласково положила мне мягкую кисть на рукав:

– Вы замечательны, Алексей. Вы не бегаете за мной, как гимназист, и не играете в отвергнутого демонического соблазнителя. Вы настоящий, понимающий, щедрый мужчина – и более не будем об этом. Благодарность вам, с занесением в формуляр.

Я вздохнул и улыбнулся. Вспомнил ее лицо на подушке… стерлась пудра и часть гримировки, и еле заметный запах – я знаю, что это Regent de France… и внимательно посмотрел на нее: в тщательной прическе, снисходительно улыбающуюся, и этот ее профиль с изогнутым носом…

У нас здесь много людей с птичьими фамилиями, подумал я, стараясь не думать о Вере Селезневой, птичке водной и летучей. Похож ли Илья на перепелку? А ведь в чем-то – да. Зато Инесса, если бы была птицей, то получился бы гордый кондор с испанским воротником из белых перьев.

– Скажите, Алексей, а вы все-таки с кем подрались? Моряки с какого корабля – не знаете?