Мастер Чэнь - Девушка пела в церковном хоре [litres]

– Да нет же, какие моряки? Все здешние. Трое очень смуглых, с острыми носами, с этаким местным тяжелым ножом, тощие голые ноги. Все, что успел заметить – на бегу из этого переулка.

– Да, а в переулок этот…

Она замолчала, эта деликатная женщина, не стала выяснять, что я делал в переулке и кто меня туда отправил. А я бы и не сказал.

Илья – ну, конечно, он заходил, и не раз, почему-то в форменной тужурке со стоячим воротничком, только что без орденов. Принес свой смит-и-вессон, тяжелый, основательный. Показал, как им пользоваться, сообщил, что у него остается еще браунинг, маленький и слабый, но мне, видите ли, оружие нужнее.

Так и должен вести себя человек, отправивший меня на смерть? Вполне возможно, что да.

Я подержал эту мощную штуку в руке и засмеялся, вообразив себя ковбоем на Диком Западе, где-то в Эль Пасо, куда убегают гимназисты. Отложил эту железку в дальний угол.

Но прежняя жизнь, в общем, кончилась.

Потому что Илья был и оставался моим главным подозреваемым, просто за неимением неглавных. Он что-то сделал не так. Отправил меня к девице, которая наводила на клиентов всяких местных громил… хорошо, он не знал, чем она опасна… так? Или не так? В общем, авантюрные прогулки лучше отменить. Вот же Рузская – да я вообще ее не видел на берегу. И, кстати, почему? На катере она виднелась с палубы не раз, но куда шел катер – кто же знает. А это интересно.

А кто такая вообще Инесса Рузская, тесно подружившаяся с Ильей Перепелкиным?

Ладно, черт с ними с обоими, я сижу здесь с моими повязками. Не так уж тут и скучно. На корабле стала популярна библиотека – Лебедев, как я узнал, распорядился устроить ее не на офицерской территории, возле кают-компании, а где-то поближе к орудиям, чтобы брали и сдавали книги также и матросы. Так-то обычно библиотек две.

У меня с собой книг почти не было, и, благодаря корабельной коллекции, давно я не читал в столь неумеренных количествах дрянной литературы. Кто, например, приволок на корабль сочинения господина Гр. Самарова? И что такое «Гр» – граф или, допустим, Григорий? Из любовно захватанных томов этого классика я узнал, что внешность графов и герцогов – неизменно «аристократическая», что пейзаж обязательно «красивый», потому что слов господин Самаров знает немного. И еще из этих шедевров (один – «За гробом», другой – «Призрак») видно, что автора по-настоящему волнуют не потусторонние феномены, а то, как дворянину сохранить репутацию в свете, но все-таки не упустить хорошее наследство или приданое. Разрешить эту тяжелую проблему может прежде всего справедливый – но изобретательный – государь.

Чехов оставил после себя странную пустоту, подумал я, глядя на муар отражений моря на потолке. Он закрыл эпоху беспомощной и моралистской литературы, потому что после него делать такую литературу если не стыдно, то неловко. И вот мы ждем какого-то совсем другого, нового Чехова, или новых Чеховых, потому что прошлый век уже точно ушел вместе с ним. И всего-то в минувшем году.

А ведь эти Чеховы – они сегодня молоды, но они уже здесь, ходят среди нас, многих я наверняка знаю, но не воспринимаю пока всерьез.

Эта несчастная война может разрушить многое, но вдруг она освободит новые таланты, покажет им, что сегодня в словесности не только можно, но и нужно что угодно?

Еще произошло вот что: со своей (офицерской) кормы я увидел, как на палубу – видимо, с катера – поднимается смутно знакомый мне матрос. Толстощекий, не очень молодой, серьезный… лицо сильного человека… а он же был там, на берегу, – о чем-то говорил с Лебедевым. «И что вы хотите, с такой фамилией – Шкура, тут неприятности неизбежны», так? Значит, Шкура.

Так вот, сначала этот самый Шкура передал пачку газет моему (нашему с Ильей) Ену. А через некоторое время Ен возник у меня в каюте со словами «просили передать». И вручил, похоже, те самые газеты. Французские, местные. С чересчур очевидным названием «Журналь».

Это кто же просил мне передать? Уже потом я начал расспрашивать Ена, и тот, со своим каменным китайским лицом, сообщил, что не знает, а ему эту пачку вручил некто Шкура. Как интересно.

Итак, некто Шкура хочет, чтобы я прочитал какие-то газеты – а мы и виделись-то в течение полсекунды неделю назад. Или Шкуре их вручил кто-то еще?

Но эту загадку я забыл полностью, когда развернул газеты… а до того я целых два дня был поглощен то своими ранами, то пачкой старых бумаг, присланных Станиславом… развернул газеты и узнал то, о чем, похоже, только и говорила кают-компания, а я там не засиживался, ел и брел к себе.

В Москве убит великий князь Сергей Александрович. Генерал-губернатор, дядя государя. Бомбиста взяли, но никто не знает его настоящего имени.

Слушайте, у меня нет особой любви к нынешнему высочайшему семейству. Я допускаю, что мы, наш Союз, созываем Учредительное собрание и ставим там вопрос о новой династии, связанной настоящей конституцией. Но убивать человека посреди Кремля – а это вообще что? И зачем? Я никогда их не понимал, этих бомбистов.

И кто же это взорвал бомбу в день нашего отхода из Либавы, и зачем…

А теперь – в городе баррикады. Да-да, в Москве баррикады. То же в других городах, да и в столице. Люди убивают друг друга на улицах.

Куда они лезут, была моя мысль. Нам нужны были великие перемены и обновление одряхлевшей державы, а не убийства. Кто такие эти эсеры… а понятно, что убийство генерал-губернатора – это только они… кто они такие, чтобы лезть в нашу работу?

Или это всегда так бывает: одни люди сеют ветер, прекрасный и освежающий ветер, а пожинают даже не бурю – потому что тут на твои улицы и площади выходят совсем другие люди и попросту начинают убивать?

История с этими убийствами – конечно, говорили о них в каждом экипаже – прорвала какую-то плотину. Вдруг здесь, на Мадагаскаре, все поняли, что так дальше с эскадрой продолжаться не может. Потому что пока дома убивают, тут, под боком у Африки, стало твориться нечто иное.

– На живот пожалуйте, – сказал мне добрый доктор. – Ну, сейчас будем дергать. Семь раз. И сможете возвращаться к вашей разгульной жизни. Так, сначала мазью… Только не советую. Я насчет разгула. Люди как-то оскалились, знаете ли. Офицеры с «Александра» напоили шампанским обезьяну и собаку и заставили их драться – ставили большие деньги, между прочим. А шампанское здесь стоит уже шестьдесят франков, не знали? Вывески везде на русском, и дерут, дерут деньги.

– Дергайте смелее, – мужественно сказал я.

– Да дергаю, дергаю, вот вам… Люди сходят с ума. Это я вам ответственно заявляю. И не разберешь, в чем дело. То ли от российских новостей ополоумели. Так-с… последний шов. То ли от дрянного провианта на борту. Едим замороженное и подпорченное. Вы в кают-компании давно были?