Ричард Руссо - Шансы есть…

— Поговорю с Анитой…

Мики в упор посмотрел на Линкольна.

— Не поговоришь. Я серьезно.

Миг спустя Линкольн произнес:

— Мне придется ей обо всем этом рассказать, знаешь ли.

— Как? — Притворное возмущение Мики выглядело на редкость убедительно. — Только потому, что ты женат на ком-то четыре десятка лет, ты обязан обо всем рассказывать?

— Знаю-знаю. Подкаблучник до упора.

— Ага, но ты бы стал подкаблучником, на ком бы ни женился. Анита хотя бы марку держит.

— Я ей передам. — Линкольн улыбнулся.

Сколь бы мучителен ни был разговор, хмарь в воздухе он все же разогнал, и за это он был глубоко благодарен. Может, уже и не один за всех и все за одного. Может, никогда так и не было. А вот друзьями — да, притом хорошими, они были, и очевидно, остались до сих пор.

— Кофе выпьешь? — спросил он.

— Не, соберу манатки, и мы рванем. Нелегко будет уговорить Дилию вернуться в программу. Чем дольше она в самоволке, тем круче придется.

Дилия и Тедди двигались теперь к середине лужайки — о чем бы ни разговаривали они все это время, беседа явно закончилась.

— Уж лучше бы Тедловский не рассказывал ей о том, как Джейси запрыгивала на столы, когда пела, потому что вот это уж ей точно понравится. — Мики огляделся: — Ты правда, что ли, собираешься этот дом продать?

— Думаешь, не стоит?

Мики пожал плечами.

— А мне почем знать?

— У большинства людей бывают мнения.

— У меня — нет, — сказал Мики.

Вот что в нем всегда к нему располагало, подумал Линкольн, — эта способность произносить полнейшую нелепицу так, что при этом та звучала совершеннейшей правдой.

— Похоже, вы с Дилией утром неплохо так поговорили, — забросил удочку Линкольн.

Он вез Тедди в больницу, чтобы ему там проверили глаз и сделали перевязку. Поврежденная часть лица казалась распухшей еще больше, чем утром, последствия ушиба проступали явнее, но после отъезда Мики с дочерью Тедди вздремнул, и это, судя по всему, пошло ему на пользу, и теперь Линкольн удивлялся его способности к самоисцелению.

— Что скажешь про нее?

— Даже не знаю, — ответил Тедди, как будто в точности над этим вопросом в этот миг и размышлял. — Как будто вот Джейси в ней есть, выглядывает из этих глаз, а через минуту совершенно пропала и перед тобой совсем чужой человек.

Линкольн кивнул. Сам он с этой женщиной едва словом перекинулся, но впечатление от нее у него осталось такое же.

— Она определенно огрубленная версия матери, — продолжал Тедди, — но этого, наверное, можно было ожидать. Вычти Гринвич, Коннектикут, и хорошие частные школы, замени их на дерьмовые государственные — и получишь Дилию. Но я себя поймал на том, что мне она нравится. Очень, вообще-то, нравится. Она упрямая и может за себя постоять — таким сделается всякий, поскакавший по приемным домам. В Мики она еще толком не разобралась, но, похоже, он ей вроде бы нравится.

— Нравится?

Тедди пожал плечами.

— Я где-то читал, что дети в русских сиротских приютах перестают плакать, когда понимают, что это без толку. Что, разумеется, эмоционально калечит их на всю оставшуюся жизнь. Мне кажется, что-то подобное могло произойти и с Дилией. Если она разрешит себе полюбить своего отца — станет уязвима. Лучше бы ей остаться крутой, пусть даже это значит, что придется смириться со скверными исходами. Вместе с тем, если бы она не надеялась хоть на что-то — не отправилась бы его искать. Но вот найдя, похоже, не понимает, что дальше. Возможно, ей просто нужен друг, а не отец.

— Вот как?

Должно быть, Тедди уловил в голосе Линкольна скепсис, потому что неодобрительно поглядел на него одним глазом.

— Ты не ощущаешь в себе обязанности? Она дочь Джейси.

По правде говоря, Линкольн не был уверен. Он предложил заплатить за клинику получше той, что была по карману Мики, но обязанность он чувствовал перед ним, а не перед ней. Да и Аниту тоже приходилось учитывать. Что она подумает, если он позволит себе привязаться к дочери девушки, в которую, как оба они знали, был некогда влюблен? Разве не заслужила она избавиться наконец от соперницы? Он надеялся, что, выяснив, как сложилась судьба Джейси, Анита успокоится, а теперь из-за Дилии этого может не произойти никогда. Хоть жена и находилась в паре тысяч миль от него и по-прежнему ничего не знала о существовании Дилии — ему показалось, что она ощутила ее присутствие, когда он ей позвонил.

— Что стряслось? — спросила Анита, едва услышав его голос.

Он не стал ей предоставлять полный отчет, а рассказал только о Тедди: как он потерял сознание, упал на разбитый винный бокал и в результате чуть не лишился глаза.

— Но вообще-то это еще не все, — признался Линкольн, — хотя сейчас я не очень могу разговаривать. Расскажу, когда парни уедут, честно. — Когда на это она ничего не ответила, он воспользовался случаем и сменил тему: — Как у тебя там?

— Твой отец привет передает.

— Да? Ну и как поживает старый распутник?

— Нормально, только эту свою новую женщину все время зовет Труди. А когда она ему напоминает, что она не твоя мать, отвечает… — Тут Анита изобразила его высокий писклявый голос: — «Это я вижу с первого взгляда на тебя».

Линкольн расхохотался в голос, как с ним это бывало, когда жена позволяла себе передразнивать его отца. В Ваве она разобралась минут через десять после знакомства, но обычно бывала слишком добра, для того чтобы его высмеивать.

— А вот это тебе очень понравится, — продолжала Анита. — Она католичка.

— Римская католичка?

— В прошлое воскресенье водила его к мессе.

Линкольн ощутил, как земля уходит у него из-под ног.

— Вольфганг Амадей Мозер был на мессе?

— Ну.

— Последние дни настают.

— Не знаю, Линкольн, — произнесла Анита утомленно, будто давно отчаялась выиграть этот нескончаемый спор. — Люди меняются.

Почему, спросил себя Линкольн, он так сопротивляется этой возможности? Всего лишь прошлой ночью Мики пытался их убедить, что он уже не тот, каким они его знали в семидесятых, но только лишь о разочаровании ли он говорил? Ладно, пусть в ту ночь, когда они с Джейси стали любовниками, он в себе обнаружил нечто такое, что удивило и напугало его. Сам Мик всегда считал, что он в отца — вечно знает, что правильно, и поступает сообразно. Уж точно не станет он прятаться в багажнике, чтобы избежать службы в армии. А последовав за Джейси в этот номер мотеля, несомненно, ощутил в себе перемену, и впредь все, что бы ни делал Мик — от покупки инструментов и звукового оборудования на деньги, украденные Джейси у отца, до чрезмерного потребления выпивки и травы, — лишь укрепляло его убеждение, что он уже не тот. Но не в том ли и был смысл? Если и было ему стыдно, то стыдился он себя , а не ту новую личность, родившуюся из нравственной слабости. Съев яблоко, Адам не стал другим человеком. Он остался тем же, кем был всегда, только вдобавок несчастным.