Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

— Ну, а вы сами-то? — растерялся Игорь. — Померанцев вам сказал… Пусть… А сами-то вы?

— Не получится у нас коллективная форма, дружище, — все так же тихо, но уже прямо глядя Игорю в глаза сказал доводчик. Ему вдруг стало жаль этого боевого парня из сборочного, внезапно побелевшего от волнения. — Мы единоличники. Знаем, как в колхозе: каждый свою работу на соседа переваливает.

— В плохом колхозе, — прошептал Игорь.

Он вспомнил, как считал-пересчитывал преимущество нового метода своей бригаде. Верно тогда сказал Сидорин: люди теперь сытые, им нужны идеи, а не цифры. Нужен корень, нравственная суть!.. Но как взяться за эту суть? Не читать же им лекцию о сознательности! Тем более что Померанцев уже прочитал им свою лекцию, о своей сознательности!

Стас включил станок.

Тонкий вой словно стегнул Игоря: опять что-то слетело с тормозов, что-то ожгло сердце. Он быстро надавил красную кнопку.

— Не мешай. Видишь? — Доводчик мотнул головой в сторону товарищей-сборщиков. — Они золотники ждут. Им тоже зарабатывать надо!

— Сколько у вас в час выходит?

— В час? — недоуменно заморгал Стас, не ожидавший такого простого, по-житейски понятного вопроса. — Рубля по два.

— Я займу не больше двух минут. Вот вам десятка на четверых!

— Убери! — жилисто набухла шея Стаса.

Игорь насадил купюру на зажатый в патроне золотник.

— Нельзя так, вежливо надо, — зашептал Данил.

— Можно! — угрюмо сузив глаза, вскрикнул комсорг сборочного. — С ними все можно! — Внезапно увидел он перед собой довольное, сытое лицо важного Померанцева.

Он круто повернулся и грудью налетел на начальника цеха.

— Па-ачему не работаете?

Игорь плечом отодвинул его с прохода.

После стычки со слесарями в чугунолитейном цехе Игорь ощутил неведомую доселе радость жизни: охватила горячая жажда действий. Хотелось делать, и не что-нибудь, а четкое конкретное дело. Он вдруг с каким-то лихорадочно-нервным ознобом увидел эгоистическую мелкость и никчемность проведенного в кафе и дискотеках времени: это надо же, таким дураком был, столько вечеров вышвырнул из жизни! Сидел там, недотепа лопоухий, сосал красненькое, слушал чушь собачью: гуляй молодым, балдей в двадцать лет… И ведь понимал, что трепотня все это, но сам же лез в споры о проблемах свободного времени, об увлечениях, о молодежной моде… Умеем же мы сами себе мозги пудрить!.. Проблема свободного времени, думал он, это — проблема бездельников, обжор, которые уже не знают, чем занять себя. У Павки Корчагина не было проблемы свободного времени. У него были работа, цель, дело. Жизнь должна быть напряженной, а не долгой!..

«А Померанцев!.. Он хитрый, изворотливый, голыми руками его не взять!..»

Мысль о Померанцеве даже несколько притупила бригадные заботы. Но на другой день за полчаса до обеда в бригаду прибежала секретарша Неля и заговорщически прошептала:

— Игорь, Гришанков зовет тебя.

В кабинете начальника его второй зам с печально нахмуренным лицом сидел у стены, а мастер Серегин смотрел в окно. Кивнув вошедшему, Гришанков протянул два тетрадных листа.

— Что скажете, Михайлов? — строго спросил он, когда бригадир, веря и не веря глазам своим, прочитал: Олег с Измайловым увольняются!

— Не знаю, Семен Яковлевич, — беспомощно развел он руками.

— А я знаю?! — негодующе загудел начальник. — Вы пустили на самотек работу с людьми! Сегодня мне Крушин с Измайловым принесли заявления, завтра — Штеменко. Кто станет программу делать?.. Февраль на исходе, рамщики из-за вас ежесменно остаются сверхурочно!

— Семен Яковлевич, можно? — подался вперед Фоминский.

— Защита?

— Мне думается, Игорь не виноват. Понимаете, Крушин с психологией рвача. Он всегда у Серегина деньги вымаливает.

— За что?

— За работу, конечно.

— Вы, Роман Владимирович, или с луны свалились, или детских книжек начитались. Каждый рабочий — застолбите себе намертво! — каждый хочет заработать больше. И это для нас, для экономики страны, огромный плюс. Это активизирует работу, и на данном этапе развития социализма стимулирует прогресс. Тем, кому заработок безразличен, тому, как правило, и выработка побоку! Крушин с конвейером знаком, сваебойное собирал, рамы, теперь — балки. Он профессионал! Если мы будем терять таких сборщиков — с кем останемся?

— С лодырями, — ворчливо уронил Серегин.

— Верно, парторг! — воскликнул Гришанков.

— Только не надо особо упирать на деньги. Я имею в виду в работе с людьми. Железки — другое дело.

— С меня директор спрашивает план, — внешне строго ответил Гришанков, мысленно улыбнувшись парторгу.

— Семен Яковлевич, вы же сами говорили, что нам требуется время на притирку характеров, — сказал Игорь, думая, как чуть больше двух месяцев назад в этом самом кабинете он пытался выяснить, почему цех отстает от планового задания. А теперь, выходит, он сам, как бригадир, виноват в простоях и сверхурочных у рамщиков.

— Притирка, Михайлов, не потакание бездельникам. Крушин объяснил, почему не желает работать в вашей бригаде. Он требует пусть не равносильной, но старательной работы от всех. И я его прекрасно понимаю! А вас, борца за высокоморальные принципы, понять не могу!.. А вам, Роман Владимирович, как куратору бригады, я объявляю выговор!

— Мне-то за что?

— Подумайте… И вы, Михайлов, думайте. После подачи таких заявлений Крушин с Измайловым должны отработать два месяца. Чтоб до истечения срока отработки они забрали заявления. Идите.

Игорю не хотелось возвращаться на участок: хоть в петлю лезь. Олег с Измайловым уходят! Как же так?.. Значит, не о том он толковал с ребятами, не сумел убедить, доказать…

А может, сумел? Ведь Вадику и Толе он объяснил, доказал. Почему же тогда Измайлов ничего не понял? Что он, газет не читает, радио не слушает, телевизор не смотрит — и потому не в состоянии понять проблемы, которыми живут сейчас все заводы страны? Или, может, понимает, но считает, что его это не касается? Есть такая категория добропорядочных людишек — обыватель, клопы! Им дорого лишь свое корыто, свой хлев, свой пенек, на который они готовы за полночь бежать, табличку вешать: «Мое! Не трожь!»

Игорь зашел в раздевалку, надел пальто. Выйдя из корпуса цеха, замедлил шаги: куда пойти? Опять в комитет комсомола за советом к Сидорину? Но до каких пор ходить к Станиславу? Что он может посоветовать? Бригадиром он не был, а общие слова ни к чему. Время слов прошло — нужны действия. Надо что-то предпринять. Необходим какой-то решительный поступок.

— Игорь! — хлопнул его по плечу Фоминский. — Кричу-кричу… Знаешь, Гришанков выделил тебе двух слесарей с конвейера, февральский план доработать.