Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Зинаида спрыгнула и пошла вдоль бесшумного ручейка. Пройдя метров двадцать, увидала под шатром толстенной ели высокий, прильнувший к стволу и как бы наползающий на него муравейник. Собрать такое объемистое жилище за одно лето не смогла б даже самая сильная семья. Ясно, муравейник старый. «Вот так вот, хозяйка, все ездишь, смотришь, а все равно кругом загадки». Она сдвинула на бедро сумку, вытащила наклеенную на марлю карту угодий, раскрыла и среди крестиков, обозначающих муравейники, поставила еще один на восточном склоне холма Бычий.

Внизу пошли березовые и осиновые рощи, перемежаемые ячменными, но все больше овсяными нивами.

Она свернула чуть влево, надо было заглянуть в Масляну-рощу, всегда тут в реденькой траве под легкой сенью высоких берез утаивались высыпки маслят.

Лысуха шла по некошеной обочине, как всегда не зевая, пользовалась любой возможностью набить утробу. Зинаида всматривалась в мысок — и чем ближе, тем беспокойнее ей делалось, она словно бы не узнавала его: что-то в нем было по-другому, не так стояли березы, они как будто бы расступились, образовав прогалы. Топор погулял?

Прошлась мыском: так и есть — рубка! Кругом припорошенная трухой листвы россыпь свежей щепы, крошево опилок. Пенечки низенькие, слегка порозовевший срез почти у самой корневой шейки.

Насчитала восемнадцать пеньков. Березы выбраны что надо, в обхват. Дров наколется два тракторных воза, да и каких дров. Будут палить зиму, млеть, прислонясь к печи спиной, посмеиваясь, хихикая: объегорили, обвели вокруг пальца. «Нет уж, все равно разыщу. Восемнадцать берез — не охапка поленьев, в подклеть не спрячешь».

По опушке — отпечатки гусеничных траков, рваные бороздки, содранная трава, вывернутый дернок — хлысты увозили волоком.

В конце поля след скривульнул — угол овса смят, содран начисто — и вывел на задичавший, затянутый мелколесьем зимник. Он тянулся к хутору Лубок. Жили там в одиночестве престарелые сестры Ляховы. И Зинаида с опасением, со страхом даже подумала: уж не они ли связались с порубщиками, прельстились легкой добычей. Но нет, за лесом след круто взял вправо, вышел к бригадной, широко раскатанной дороге.

Теперь-то Зинаида была твердо уверена: губинские это, в Губине надо искать.

След привел к стоящему в стороне от деревни дому. Срубы новые, в ягодках засахарившейся смолы, проконопаченные льняной, словно расчесанной, куделью, высокие, на кирпичном фундаменте. Широк дом, по лицу четыре окна, разделен повдоль капитальной стеной, с обеих сторон терраски, тесовые крыльца. Живут в этом доме трактористы братья Пуховы.

Вот уже, считай, годков пятнадцать говорят, что если и держится на ком губинская бригада — то только на Пуховых. На братанов можно опереться — не проспят, не загуляют. И техника у них всегда исправна, «на мази». Что верно, то верно, работают хватко, и такая усидчивость, такое упорство, что диву даешься: по двенадцать часов не вылезают из кабины. Коренные крестьяне, они и ходят-то как-то приземисто, сутуловато, тяжело бухая не снимаемыми все лето кирзачами.

Возносят братанам славу райгазета, местное радио. На любом совещании: «Братья Пуховы, Захар и Виктор, вспахали рекордное число гектаров…», «братья Пуховы взметнули столько-то зяби…», «братья Пуховы убрали больше всех зерновых…» Никому за ними не угнаться! И какой-нибудь уполномоченный из области, наведывавшийся в Губино, хлопает Захара и Виктора по плечу: «Вот они, настоящие крестьяне, болеющие за землю, вот они, настоящие колхозные хозяева!..»

«Хозяева… Как же! — подумала Зинаида, и ее аж передернуло с досады. — Разве у хозяина зарастали бы пары чертополохом? Настоящий хозяин поехал бы мять собственный овес?..»

Снова взглянула Зинаида на добротно обстроенную домину… Тут они, братаны, хозяева, на этом самом подворье, тут они всю свою умелость и старательность с умом вкладывают. И не важно, где что взято, как добыто, — важно, что все приспособлено по делу, с толком. Ишь какие мостки к воротному порогу подняты, и канавка из-под нижнего; венца под уклон в цементный приямок. Корова-то пройдет — копытца не замочит, не то что возле фермы — по брюхо тонут. Поветь открыта, зеленое сено до самой крыши. Да еще жердевой сенник под шиферной кровлей, набит куда как добро, плотно. В огороде — любо посмотреть: свекла, репа так и лопушатся жирными развесистыми листьями, капуста свилась в тугие кочаны, картофельные гряды просторны, земля под ботвой вспучена, и можно догадаться, какая россыпь клубней дозревает в тепле унавоженного перегоревшего дернока. Чистота на грядках, хотя бы какой сорняк. И по всему огороду от скважины с механическим качком протянуты поливочные трубы: ясно, откуда сюда попали — с телятника, три года, как привезла Сельхозтехника для водопровода, да так и валяются.

Впритык к сеннику навесик на столбах, вроде мастерской тут, — на полу ворох стружки, щепа, какие-то оструганные заготовки. В массивную колоду врублено точило с приводом от электромоторчика. Наковальня и рельсовый брус.

Гараж так и блестит оцинкованной железной крышей. Он стоял еще прошлым летом. Но машину братаны купили только весной, «вездеходку» на высоких ребристых колесах: как раз по местным дорогам, никакой грязи не признает, прет как бульдозер.

А на задах на забрызганной мазутом площадке настоящая эмтээс. Два гусеничных трактора, да один еще раскуроченный, с расхлестанными лентами. Четыре колесника разных калибров, от маленькой «пыкалки» до тупорылого, с колесами, в Зинаидин рост лешака. Комбайн с набитой овсом жаткой, бортовая машина и орудий целый набор: плуги, сеялки, какие-то вилы-рогачи, косилки, теребилки, борон куча, стогометатель.

Зинаида оглядывалась: куда подевались хлысты? Раскряжеваны?.. Расколоты?.. Где тогда свежие клетки? Дровяник набит битком поленницами прошлогодними. Это Зинаида сразу отметила: полешки потемнели, кора потрескалась и отскочила.

Она подошла к дровянику, повертела полено для убедительности: да, сухие, прошлогодние, но тут потянуло острым и крепким духом свеженаколотых подсыхающих березовых дров.

Зинаида встрепенулась, начала отбрасывать полешки. Так и есть, дровяник заполнен свежей, ярко белеющей березой.

«Быстро, однако, управились», — удивлялась находчивости братанов Зинаида.

Она подумала, в какое крыльцо входить — где тут Захар, где Виктор? Да все равно, живут одним домом. Шагнула к ближнему, с открытой калиткой, крыльцу. Из будки выскочил лопоухий кобелек, но не зарычал, не залаял, уставился пристально, недоуменно — щенок еще, несмышленыш, но уже бродит в широко поставленных по-волчьи глазах копящаяся злоба…

Поднялась в просторные звучные сенцы. Вдоль стен на низких скамейках кадушки, эмалированные ведра. Пахнет укропным рассолом, грибами и как будто подвяленной рыбой — поди-ко, промышляют сетишкой в Шаче.