Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

В себя он пришел только к вечеру. Открыл глаза и тут же почувствовал боль во всем теле, обе ладони были перевязаны чистыми бинтами. Почему-то он лежал не на своей, а на нижней койке, и громко скрипели от качки переборки.

Но вот кубрик наполнился вернувшимися с вечернего построения курсантами. Только, если раньше при их появлении поднимался сильный шум, с криками и песнями, — теперь они открывали дверь молча и расходились по своим местам, не глядя на Женьку. Это его удивило. Он попытался вспомнить происшедшее прошлой ночью, но увидел перед глазами лишь пенистые волны под вздыбленным бортом да маленькие фигурки людей на палубе.

К нему подошел Сашка Копылов. Он был заметно смущен, смешно подергивал плечами и улыбался.

— Проснулся? — тихо спросил он Женьку.

— Что было-то, Саш? Почему все молчат?

— Сейчас кэп речь говорил, — ответил Сашка, садясь возле друга. — Всех хвалил, а про нашу мачту ни слова. Егоров злой весь день ходит, наверно из-за тебя…

— Из-за меня? — еще более удивился Женька.

— Ну-у… из-за того, что тебя матросы снимали с мачты, — робко напомнил Сашка. — А ты что, и правда не мог сам спуститься?

— Я… я не помню…

— Кубрик, смирно! — выкрикнул вдруг дневальный, и у порога Женька увидел Егорова, а за его спиной — самого капитана.

— Вот он, герой! — сказал, подходя к Женьке, Егоров, и не понятно было: осуждение или похвала прозвучали в его словах.

— Живой? — спросил капитан, глядя на Женьку серьезным и пронзительным взглядом.

Женька молчал и даже не поднял голову, хотя прежние силы уже вернулись к нему и он опять был готов, если б понадобилось, рвануть по сигналу парусного аврала наверх. Не поднялся он и тогда, когда капитан шагнул к нему и, наклонившись, без слов, стиснул его плечи. Женька только улыбнулся и закрыл глаза.

Когда все кончилось и он, разбитый, измученный, прошелся по твердой, промороженной земле, когда он лежал в полудреме, объятый таким отчаянно желанным теплом, и пытался забыться, тогда вдруг откуда-то в его сознание врывались голоса: «Лампу давай!.. Быстрей!.. Ты новый будешь?.. Ты новый?..» Он нервно вздрагивал, ворочался, но без толку — сон не шел.

Потом он поднялся и долго стоял у окна, глядя в нескончаемое пространство снега: на покрытую свежей порошей бухту, на гряду высоких сопок, холодно мерцающих под луной. Они своими острыми вершинами-наконечниками, казалось, пронзали небосвод. На всем белом свете — один белый снег…

В этот небольшой поселок на Севере Игорь попал не случайно. Все началось давным-давно и, как ни странно, с мелочи — обычной карты страны, которая вместо коврика была вывешена у его детской кроватки в деревенской избе. В самом верху, где сходились линии меридианов, нежно голубел океан, непреодолимо привлекавший его внимание. Сначала потому, что та часть карты была более яркой. Потом стали завораживать необычные красивые названия: мыс Желания, остров Жаннетты, коса Двух Пилотов… Характером Игорь вышел не особо общительным, и частые «путешествия» по карте, возле которой засыпал и просыпался, превратились для него в постоянную забаву.

А когда среди его первых книжек нечаянно оказались приключения никогда не унывающих героев, лихо управляющих собачьими упряжками под северным сиянием, Игорь с каким-то тихим азартом увлекся этой далекой землей за Полярным кругом. В выпускном классе раздобыл две толстые амбарные книги. На их страницах тщательно вырисовывал схемы с жирными линиями маршрутов, наклеивал вырезки из журналов и газет. Получалась настоящая летопись освоения Арктики с занимательными подробностями, деталями.

После армейской службы он решил податься в те края, о которых так давно мечтал. Занесло его на побережье северного моря, где у овальной бухты пристроился маленький поселок, окаймленный с суши крутыми островерхими сопками. К тому времени жизнь выстудила из него романтический пыл, и прежде всего он приехал сюда с целью сколотить сносную сумму денег на то, чтобы помочь матери, — он был единственной ее опорой. Хотя, впрочем, где-то в глубине души радовался, что давняя мальчишечья затея — самому побывать на Севере, посмотреть все — им доводится до конца.

Но, как часто бывает, на расстоянии все видится привлекательнее, заманчивее, чем на самом деле, земля эта ему не понравилась. Последние солнечные дни августа скоро сменились долгими, занудными дождями, на небе повисли низкие — рукой подать — взлохмаченные тучи. А потом сыпанули бесконечные снегопады, все вокруг покрылось непролазными сугробами. Пару раз пронеслись короткие пурги, но и они, как показалось Игорю, не расшевелили застоявшуюся тоску вокруг, размеренную, до сонливости, жизнь поселка. В темноте полярной ночи, когда солнце лишь едва проклевывалось над изодранным сопками горизонтом, вокруг никогда не возникало привычной суеты, никто никого не подгонял, даже слов «давай-давай» тут, кажется, не знали.

Главные события происходили не здесь, не на берегу, а дальше, в глубине территории. Там горняки добывали железную руду, дорожники тянули самую северную в мире трассу, паслись стада оленей. Жители же поселка принимали в порту морские суда и потом переправляли в глубь тундры генеральный груз — все, от кирпича до бульдозера, что нужно почти на год. За короткое нервное лето докеры, водители тяжелых «уральцев» с этим делом управлялись, а все остальное время до следующей навигации проходило в основательной, неспешной подготовке к первому гудку ледокола, прокладывающего путь для каравана сухогрузов.

Лишь одна организация, смешторг, не переставала все холодное время заниматься с контейнерами, ящиками, бочками. Утрамбованные донельзя, схваченные свинцовыми пломбами, они с первыми крепкими морозами, когда вставали реки, появлялся прочный лед на озерах и болотах, громыхали в кузовах вездеходов, едущих по долинам и перевалам в разбросанные на сотни километров маленькие селения рыбаков и охотников, стойбища оленеводов. Иначе, ничем пром- и продтовары туда невозможно было доставить, если не считать вертолетов — транспорта слишком дорогого и применявшегося в самых крайних случаях.

Обязанности Игоря, складского грузчика смешторга, и состояли в том, чтобы перед рейсом упаковать «газон» или «гэтэтэшку» по заявке, заправить тент на кузове, перекурить с вездеходчиками и напоследок небрежно обронить — «до скорого». Но это только сначала он считал, что ума здесь особого не надо, бери побольше да кидай подальше — ничему иному он за свою двадцатилетнюю жизнь не научился. Между тем нужно было соображать, чтобы толково, по всем правилам «зарядить» машину. Мало-помалу дело у Игоря пошло, и скоро он справлялся с ним легко, играючи. Платили хорошо — так что работать можно было.