Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Но ранней весной, когда запахло талыми снегами, прилетели первые пуночки, вдруг затосковал по дому, и до того отчаянно, что свет не мил стал. Тогда понял и испугался, как вхолостую, бестолково он здесь «колотится». Работа — не работа. Жизнь — не жизнь. С темна до темна одно и то же. А как дальше?..

На заявлении, где он изложил какие-то якобы серьезные причины и просил увольнения, начальство написало: «Предоставить отпуск за год с… по…» Видно, ему давалось время подумать.

И скоро он, как обычно, спустился по широкой, выбитой гусеницами дороге к берегу бухты, где размещались смешторговские склады. Но теперь он пришел, чтобы отработать свой последний день на этом месте.

День проходил, как все предыдущие. До обеда занимались кто чем, по мелочам. Потом подъехал грузовик с полным кузовом марокканских апельсинов — утром откуда-то с юга прибыл борт, как по-здешнему называли самолеты. Навалились всей бригадой в пять человек и через полчаса все ящики перенесли в теплый бокс.

И вот когда Игорь сидел на корточках у стены склада, жевал обжигающе горькую корку апельсина, размышляя, что вконец пропала северная экзотика — к таким «цитрусовым» рейсам здесь начинали привыкать, — сверху, от поселка, спустился тяжелый «ГТТ», круто развернулся и затих на расстоянии протянутой руки. От такой неожиданности Игорь оторопел и в сердцах саданул каблуком сапога по гусенице.

— Вах! Апэлсын приехал! Харашо! — высунулась из кабины довольная физиономия с мощным разлетом густых бровей и сверкающими, антрацитовыми глазами. — Апэлсын кушать будишь — здоров будишь. Как, дарагой?

Игорь неопределенно пожал плечами и отвернулся. Хотя растерянность тут же прошла, но ухо востро с этим Гогой держать надо было.

Фамилии вездеходчика с жгуче-черными глазами, наверное, никто из смешторговских толком не знал — она была до того заковыристой, что язык с ней не справлялся. Потому все называли его просто Гогой. Рассказывали, что он появился здесь несколько лет назад с единственной целью: заработать и купить вездеход. Мол, самая надежная машина для Кавказских гор, по всем тропам пройдет. Так или нет было — неизвестно. Вероятней всего, он сам пустил эту байку для смеха, потому что был отъявленным балагуром и шутником. Куда ни повернется — там сразу весело. Вокруг него, когда он оказывался у складов, тут же кучковалась компания, забывая о работе. Но, странное дело, никто его за это не приструнивал. Наверное, начальство понимало, что такая разрядка, особенно когда шел генгруз и все выкладывались как могли, только кстати. Видели же парня на берегу бухты не часто. Как обычно, он пропадал на другом конце поселка, где занимался своим вездеходом. А если там Гоги не было — значит, он в тундре.

Лично Игорь к нему относился так себе, без особых симпатий. Раздражала его шумливость, явное, демонстративное ухарство. Даже удивлялся иногда: и как он до сих пор не свернул себе шею в своих дальних рейсах, там ведь, говорят, проще простого пропасть, если быть таким шалтаем-болтаем.

Тем временем Гога ловко выметнул свои длиннющие ноги и ухнул рядом с Игорем.

— Здорово будишь, тыловой брат, — протянул он черную от въевшегося мазута руку.

— Угу, — неопределенно буркнул Игорь, пожимая крепкую ладонь.

— Часы идут, контора пишет, а касса, гаваришь, того… — расплылся вездеходчик в улыбке, расстегивая свой неизменный танкистский шлем с подгоревшим где-то на огне правым «ухом». — Ну-ну, нормальный ход, — затем хлопнул Игоря по плечу и зашагал вдоль склада.

В эту минуту с другой стороны машины стукнула открывшаяся дверца, загремело какое-то железо, и вскоре из-за кузова показался еще один парень — плотный, низкорослый, в натянутой по самые глаза кроличьей ушанке, длинном не по росту полушубке, который скрывал голенища потрепанных унтов. Он не спеша сделал пару шагов от машины, но, будто вспомнив что-то важное, круто повернулся и внимательно посмотрел на грузчика. По круглому спокойному лицу без заметных следов морщин ему нельзя было дать и тридцати. Только светлые глубокие глаза и какой-то печально-затаенный взгляд свидетельствовали о том, что он повидал на своем веку немало. Молча подошел, протянул руку, изучающе глядя на Игоря.

— Как? — глухим голосом бросил он, что означало: «Как дела, жизнь, что нового?»

В ответ Игорь пожал плечами, будто говоря: «Так себе, ни то ни се».

— Ну? — удивился парень, подразумевая: «Кто же мог тебе с утра так испортить настроение?»

— А… — махнул рукой Игорь, уставившись в заснеженный простор бухты, имея в виду: «Чепуха, пройдет».

— В случае чего… — ободряюще сказал вездеходчик и слегка подмигнул, словно утешая: «Не бери в голову, не кисни. Надо будет — дай знать, выручу».

В ответ Игорь улыбнулся, согласно кивнул и благодарно посмотрел вслед степенно удаляющейся грузной фигуре.

За Семеном Дижой, старшим водителем вездехода, с которым всегда в паре на машине ходил Гога, надежно держалась репутация толкового механика и серьезного человека. Более того — у него, по слухам, даже имелся диплом инженера, специалиста по каким-то точным системам, и работал он прежде будто бы в солидном заведении на «материке». Где-то там у него и произошел сбой в биографии, из-за чего оказался в этих отдаленных краях. Что там было, Семен держал в тайне. А расспрашивать просто так человека про «интимные моменты» в поселке считалось дурным тоном. Факт то, что осел он здесь давно и прочно, службу вездеходчика смешторговского парка не менял, как другие, и потому считался одним из тех трудяг, которые молча, но надежно делают все, что обязаны, и даже поболее.

Без внимания оставались и маленькие Семеновы странности: явное игнорирование своего внешнего вида — вечно одежда висела на нем, как на колу, — и выбор партнера в экипаж в лице безрассудного Гоги. Главное, что за этой парой числились десятки длительных рейсов по глубинной тундре, которые всегда заканчивались хорошо.

Через час «двадцатка», как именовалась в гараже машина по последним цифрам номерного знака, была загружена под тент. Почти половину кузова занимали лиственничные доски — их нужно было доставить за полторы сотни километров на перевалочную базу Петтен для ремонта кораля. Туда же шел и смешторговский груз — продукты на остаток зимовки для оленеводческих бригад, стойбища которых были в том районе. Сухая картошка, крупы, сливочное масло, чай, мука, сахар и только что полученные в аэропорту апельсины были упакованы в объемные тюки, ящики, а сверху накрыты страховочной сеткой, чтобы груз в дороге не разбрасывало по кузову. Все, как обычно. Отличался этот рейс от предыдущих только тем, что был последним в нынешнюю зиму. Скоро вскроются, разольются реки, раскиснут болота, и в тундру долго не проедешь.