Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

Я обнял ее, прижавшись к ее спине.

— Не разонравлюсь, — сказал я. — Я не хочу без тебя сегодня ночью, понимаешь?

Она отвлеклась от сковороды и поцеловала меня, но все же было как-то не по себе оттого, что старикан находился рядом.

— Ты моя девочка, — сказал я. — Ты моя единственная.

Я оторвался от нее и собрался уходить. Она сдвинула сковороду с огня и вышла за мной. Холод стоял жуткий, а на ней надето было не больше, чем раньше.

— Я помогу тебе с лошадью, — сказала она. — Папа уже про ужин забыл и не вспомнит, пока я не напомню.

Я обнял ее и крепко прижал к себе.

— Чего это он так взбесился? — спросил я. — Я ничего плохого не сделал.

— Молчи, — сказала она. — Не говори о нем. Не нужно наскакивать на него.

Я, конечно, заткнулся, но все равно — ничего себе папаша у девчонки!

— Похоже, что сегодня он драться не будет, — сказала Молли. — Одна болтовня.

Молли смешная. Ей кажется нормальным, что отец ее бьет.

Пока мы добирались до гумна, ледяной ветер сбивал с ног. Молли совсем замерзла. Я накинул на нее свою овчину, а сам стал седлать лошадь. Молли светила мне керосиновой лампой, по стенам качались тени, и это совершенно не нравилось лошади. Я справился с седлом, отобрал у Молли лампу, поставил ее на землю и стал тереть ее руки, чтобы согреть.

— Ты простудишься, — сказал я. — Ты замечательная, но все равно — очень глупая.

Она обняла меня за шею заледеневшими руками.

— Я вышла, чтобы ты поцеловал меня на прощание, — ответила она. — В доме при посторонних никакого удовольствия целоваться.

Я поцеловал ее, и было очень странно, что она такая холодная снаружи и такая горячая внутри. Девушки горячей Молли я никогда не встречал. Я погасил лампу, и мы вышли на холод. Я посадил Молли в седло перед собой и обнял. Открылась луна, и тощие рваные облака пролетали по ней на юг.

— Не хотелось бы мне быть луной, — сказала Молли.

У ворот я спешился и помог ей слезть. Прижал ее к лошади, чтобы она поднабрала тепла от нее и от меня.

— Пойдем со мной на танцы, — сказал я. — Если Эдди станет приставать, ему придется иметь дело со мной.

Она поцеловала меня долгим поцелуем, переминаясь с ноги на ногу, окончательно, наверное, закоченев. Потом отстранилась и глянула на меня.

— Ты ведь не единственный хороший человек на свете, — сказала она. — Откуда ты знаешь, что ты лучше, чем он?

— Оттуда же, откуда и ты, — сказал я. — Ты просто себе голову морочишь. Давай пойдем вместе.

— Не могу, милый, — сказала она. — Я обещала. Но я так рада, что ты ко мне приехал. Приезжай почаще.

— Еще успею тебе надоесть, — сказал я. — Это я обещаю.

Она продолжала держать меня за руку, даже когда я уже сидел в седле. Потом вспомнила, что на ней моя куртка, сняла ее и протянула мне.

— Иди в дом, а то замерзнешь до смерти, — сказал я. — Скоро увидимся.

— Если бы ты мог остаться, — сказала она. — Не хочу, чтобы ты уезжал. Ты замерзнешь по дороге.

Я тронул лошадь, а то она сама замерзла бы окончательно. Не думаю, чтобы ей очень хотелось идти в дом. Шагов через двадцать я остановился, чтобы застегнуться.

— Не пропадай, — крикнула Молли.

— Иди домой, милая. Жуткий холод.

Наверное, она улыбнулась, не знаю. Когда я оглянулся еще раз, она все еще стояла на ветру у забора.

С Джонни мы договорились, что все равно пойдем на танцы, но никаких девчонок с собой не возьмем. Нам обоим была нужна только Молли.

В тот день вечер выдался красивый и не слишком холодный. Только лишь мы пересекли Луковичный ручей, на нас напал азарт, и мы помчались к городу галопом, но все равно оказались не первыми. Возле дансинга уже собралась половина всех лошадей и бричек нашего графства и даже несколько автомобилей.

Я тоже хотел автомобиль, но папа скупился. Джонни же уверял всех, что эта штука ему ни к чему.

Дансинг был почти полон, народ развлекался на всю катушку, танцуя, разгуливая и глотая один за другим яичные флипы. Мы вошли в середине кадрили, вклиниться не было возможности, так что мы просто стояли и притопывали.

— А вот и они, — сказал я.

Молли танцевала на противоположной от нас стороне площадки. Черные волосы так и летали вокруг плеч, и разрумянилась она, как никогда. Топот рабочих сапог Эдди сотрясал весь дансинг. Он даже и не подумал принарядиться, и было похоже, что уже сильно набрался. От ревности я не мог спокойно стоять: когда Эдди в танце сошелся с Молли, он наклонился к ней и крепко поцеловал, прежде чем перейти к другой девушке. Казалось, что ей это даже приятно. Наверное, вырвавшись из дому, она так обрадовалась, что попросту забылась.

— И чего это всех перестарков тянет на танцы? — спросил Джонни. — Настоящая потеха.

Я с ним был согласен. Сюда собрался весь город. Дети верещали и носилась в толпе, гоняясь друг за другом, и гадали, что за подарки им достанутся на Рождество. Родителям не было до них дела. Каждый, кто мог двигаться, танцевал: толстые, худые, уродливые, привлекательные. В комнате отдыха несколько холостяков набирались яичным флипом и рассуждали о войне, но их было не больше дюжины. А в одном каре отплясывал священник — редкое зрелище.

— Глотну-ка я флипа, — сказал Джонни. — А там посмотрим, что нам предпринять.

Он пошел один, я не хотел напиваться до окончания танцев. Тошно было и так.

Когда кадриль закончилась, я стал пробираться к Молли, но было так людно, что, конечно же, добрые пять десятков человек налетели на меня по дороге, чтобы пожать руку, потолковать о делах, пожелать веселого Рождества, расспросить об отце, о скотине и тому подобном, так что не успел я приблизиться к ней, как заиграли вальс, Эдди ее подхватил, обнял, и они пошли танцевать. Я разозлился не на шутку. Прижал он ее так крепко, что было непонятно, как она еще может дышать.

Когда вальс закончился, я оказался возле них. Джонни на другом конце площадки болтал с Мейбл и каким-то парнем. Эдди был весь красный и лыбился, а его чуб спадал на глаза. Настроение у него было что надо.

— Привет, скотник, — сказал он, — потанцуй с моей телкой. Мне пора выпить. Здесь чертовски жарко.

Он вручил мне Молли и пошел на улицу. Наверное, где-то припрятал бутылку.

— С Рождеством тебя, Гид, — сказала Молли. — Хорошо, что ты сюда выбрался. А знаешь, Эдди купил автомобиль.

Известие было не из веселых, и подробностями я не стал интересоваться. Очень похоже на этого придурка. Рубашки без пятнадцати заплаток у него в жизни не было. Позже мы узнали, что тогда он взял подержанную машину за сорок пять долларов. Наскреб на своей работенке, пуп надорвал.

Мы медленно, очень медленно закружились в вальсе. На Молли было темно-синее платье, под глазами лежали легкие тени, будто она не выспалась. Шея ее пахла лавандой. И еще от нее слегка отдавало виски, наверное Эдди уговорил ее выпить. Мне хотелось ей сказать очень много, но она положила голову мне на плечо, и разговор не получился. Потом я разрешил Джонни потанцевать с ней — сказал, что ему это подарок на Рождество. Один танец я танцевал с Мейбл, она заболтала меня до смерти.