Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Меня так радовало, забавляло нарастающее кошачье беспокойство в голосе Синеева.

Он почему-то виделся мне измазанным сметаной котом, который истошно мяукает и мечется по кухне при виде внезапно вернувшихся хозяев.

— Нет, нет! Об этом сейчас не надо! Ни к чему… Я совсем не то имел в виду.

— А что?

— Знаете, Игорь, давайте без фантазий. Излишних фантазий, я хотел сказать. Ничего, что я с замечаний сразу начинаю? Вы уж простите, но подобные вещи…

— Ничего. Клиент всегда прав, — ответил я.

— Вот и хорошо. Так вы сможете завтра подъехать? Часам к двум, скажем?

— В офис?

— Именно, — с некоторым уже нетерпением подтвердил Синеев.

«Непохож, — подумал я. — Ох, и не похож он на шарлатана с травками… И чего ко мне привязался? Я уж в открытую над ним издеваюсь, а он не посылает меня куд подальше, а чего-то всё в офис приглашает… И зачем я ему сдался? Кроме меня и авторов не найти?»

— И где офис расположен?

— Очень удобно расположен, в центре. На Рождественском бульваре. Я вам сейчас всё подробно объясню. Так приедете?

«Нет, неспроста он ко мне привязался. Что-то здесь не так…»

— Приеду.

— Вот и хорошо, Игорь! Просто замечательно! Вы и не представляете, как продуктивно и, главное, взаимовыгодно мы с вами поработаем!

«Чему радуется, алхимик хренов? Мало ли жуликов мне встречалось… с травками… с витаминами чудодейственными… Странный, ей богу…»

— Кстати, — вспомнил вдруг (или сделал вид, что вспомнил) Синеев, — очень важная вещь, и чуть ведь не забыл сказать! Вот память дырявая! Я, знаете ли, не весь офис, а только комнату в офисе снимаю, а у коммерсантов, что комнату мне сдают, такой пропускной режим серьёзный, суровый — не приведи господь! Так что обязательно паспорт с собой возьмите, без него не пропустят.

— Хорошо. Возьму.

— Вот и славно! Не забудьте! Жду вас, Игорь. Завтра в два часа.

— А адрес?

— Что?

— Адрес офиса. Вы мне так и не сказали.

— Вот чёрт! Ну точно, память дырявая! Хорошо, что напомнили. Так, значит… записывайте.

«Шут гороховый», — подумал я.

— Но вырваться — не получается. Никак. Потому что не выше мира, не ниже. И не вне его. Просто в нём. Так дано. И, похоже, ничего другого нет.

— Идите, — сказал Торопов. — Я очень занят.

Я вышел из его кабинета.

В коридоре было холодно. Леденящий ветерок тёк по ногам.

— А тебя медсестра искала, из приёмного…

Я не помню точно, когда именно они появились. Эти голоса.

И день, тот день, когда получил я это письмо, не помню точно.

Конец ноября. Это был конец ноября. Третий или четвёртый день одиночества. Кончалась неделя, начиналась ли — не удержала память. Не смогла.

Жаль.

Хорошо, идём дальше.

Работы не было. Не то, что вообще не было… Не было — и ладно. Последняя статья, что-то про новый крем для обуви. Гонорар — двадцать долларов. Их я проел за неделю. Ещё надо было платить за телефон.

Связь — святое. Я мог бы задолжать за что угодно… Но модем свистел и шипел. Электронная почта работала исправно. Всегда!

В тот день не объезжал с визитами возможных клиентов.

Чёрт, какое это мучительное занятие! Я всегда старался избежать его…

Я остался дома. Включил компьютер. Скачал почту.

Строго говоря, сказал лишь это письмо. Одно.

Странно.

«Странно», — подумал я.

Да, именно так. Мой почтовый ящик никогда не был защищён от спама. Впрочем, я никогда и не старался его защитить. Ведь клиенты спамеров могли быть и моими клиентами. Я — один из немногих пользователей интернета, кто и впрямь мог получить какую-то пользу от спама. Помнится, один раз получил. Подготовил текст рекламного письма для какого-то… как его там… продавца финансовых услуг? или сетевого напёрсточника? Какая разница!

А в тот день — пришло лишь одно письмо. Это письмо.

И что интересно…

— И чего искала?

Дядя Коля лукаво мне подмигнул. При том лицо его, морщинистое, скукоженное, перекосилось и как-то скособочилось, будто съехало на бок, и стало особенно противным.

— А вот, сказала, что барышня к тебе приходила.

— Кто?

— Ну, девка какая-то. Она, вроде, в милицию сначала обратилась, а её сюда направили. Она приезжала сегодня. К дежурному врачу обращалась. Тебя, вроде, спрашивала. А ты вот у Торопова в это время сидел. Ну и тебя, понятное дело, не нашли. А она, видно, не дождалась…

— Какая девка?

Я отмахнулся («что он болтает? кому я нужен-то?») и прилёг на кровать.

Не раздеваясь.

Мне казалось — минуты на две, не больше.

Но голова закружилась. Закружилась тьма. Редкие синие искры взлетели вверх. И растаяли.

Я проспал ужин.

И проснулся уже ночью.

По покатым, выщербленным бетоном неровно покрытым ступенькам пробежала где-то в конце осени вода. Пробежала, остановилась на малое время — и осталась, замёрзнув льдом.

Гладкие подошвы моих ботинок (не по сезону, гладкие и тонкие) заскользили по льду, я едва не упал. И удержался, лишь схватившись за толстые чугунные перила.

Дверь подъезда с тонким морозным скрипом открылась, мужчина в сонно хлопающей на ветру, серой, теплом дома ещё пропитанной дублёнке прошёл мимо и, за моей спиной уже, сказал:

— Осторожней. Дворник, бездельник, вторую неделю крыльцо почистить не может. Центр Москвы… колхоз какой-то!

Я повернулся, чтобы ответить… Впрочем, что бы я ему сказал?

«Вся Москва…»

Он исчез. За две секунды, достаточные для того, чтобы повернуть голову на звук его речи.

«…Дерьмо! Вся, а не только центр!»

Исчез. Ну и ладно!

Дверь была тяжёлой. Она была сбита, крепко сбита из толстых панелей, массивных деревянных плит. С узорами и остатками бледно-жёлтого, временем до пыли сушеного лака.

В неглубоко прочерченных витых линиях и асимметрично расположенных по периметру резных деревянных завитушках чувствовался старомодный, подзабытый уже позднесоветский имперский стиль, с его тяжёлыми украшениями на дереве, камне и стали, бетонными гербариями, мозаикой толстого, неровно битого, аляповато-цветастого стекла на входных дверях контор, что умерли уже в щедро, так щедро отмеренное им обычно скупыми на длинные нити мойрами время.

— Куда? Куда? — вахтёр у входа, крепкий мужик в тёмном полувоенном, вразлёт распахнутом бушлате, раскинул руки и успел-таки зацепить пальцами край моего рукава.

«Вот ведь везёт мне на хамов», — подумал я.

Не с досадой, нет. И не с возмущением. На хамов мне и впрямь везло и, хоть привыкнуть к ним я так и не смог, но и возмущаться — устал. Просто устал…

Я остановился, повернулся к вахтёру («да что-то больно грозный у него вид… помилуйте, боги мои добрые, да вахтёр ли он?!») и, перегнувшись через деревянную перегородку, вплотную…

«Да, такие вот преимущества… Убивать и быть незаметным… только и это скучно… Кого убивать? Для кого быть незаметным? Величие убийцы определяется величием жертвы. А мне кто достаётся? Тьфу, глаза б не видели!»