Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Пропуск был у меня вложен в паспорт.

Так что искать его по карманам не пришлось.

Лушенков чуть подался вперёд, положив локти на край стола.

И, едва я протянул паспорт, раскрытый на странице с фотографией, ближе к его лицу — он быстрым движением выхватил книжицу у меня из рук, вынул и положил пропуск на стол, и зашуршал быстро перелистываемыми страницами.

— Позвольте! — возмутился я.

— Тихо! — прикрикнул Лушенков. — Сидеть!

«Блин, ну и сволочь!»

— Так… Прописка… Всё правильно…

«Что там может быть неправильного? Или ты думаешь — я его на принтере печатал? Или в подземном переходе купил?»

Лушенков отложил паспорт в сторону и довольно потёр руки.

— Документ попрошу вернуть, — самым строгим и требовательным голосом, на который только был способен, сказал я.

— А непременно, — Лушенков улыбнулся.

Настроение у него отчего-то улучшилось. И именно это мне больше всего не понравилось.

— Сразу по окончании беседы…

— Так это беседа? — удивился я. — Не допрос?

— Ну вы уже у нас юридически грамотный, — этот гад продолжал улыбаться, и улыбка его после моих вопросов стала ещё шире, радостней и гаже. — Уж вы должны понимать, что на допрос повесткой вызывают…

— Иногда звонком, — возразил я.

— Бывает, — согласился Лушенков и улыбаться перестал. — Но и тогда сообщают, что вызывают на допрос.

«А для допроса основания нужны, — догадался я. — А ты, засранец, видно и сам толком не знаешь, чего тебе от меня надо… Потому и крутишь хвостом…»

И на душе моей сразу стало спокойней.

Вот только одно было пока непонятно.

Меня же никто не задерживал на границе. Я же помню… Ни пограничники, ни таможенники вообще не обратили на меня никакого внимания. Всё прошло так спокойно… И вообще, что может быть не так? Как и почему они вышли на меня?

Или может быть… А что, если Ками и впрямь решил устроить мне свидание с Лубянкой? Что, если он решил доставить «биологический контейнер» прямиком в ФСБ?

Ведь это так легко сделать! Скажем, сообщить о том, что я пытался связаться с какой-нибудь террористической группой… или уже успел связаться и пытаюсь найти канал для ввоза оружия… Да мало ли что можно придумать! По нынешним временам Лубянке и доказательства не нужны. Одного звонка хватит, пусть даже анонимного. Главное, чтобы моё имя прозвучало. И адрес. А остальное…

— А я вот просто побеседовать хотел…

«Но ведь не в кабинет он свой меня пригласил! Здесь что-то не так… Это же не здание ФСБ… Что здесь вообще размещается? Куда я попал?»

— Так сказать, в неофициальной обстановке. Мы же, знаете, решение ещё не приняли…

«Какое решение?»

— Относительно вас. Да, думаем пока, сомневаемся.

Лушенков откинулся назад, на захрустевшую кожаную спинку кресла, и довольно зажмурился.

— Прямо не знаем, что с вами делать, — медленно произнёс он, растягивая слова.

И снова подался вперёд, налёг грудью на край стола.

«Эк ему на месте не сидится! — подумал я. — Комедиант хренов!»

— Ничего, — предложил я. — Пойдёт такой вариант?

Лушенков не ответил.

Он вздохнул горестно (я мог бы поклясться, что горечь его была искренней… впрочем, кто знает — быть может, актёры из жандармов не самые плохие).

Потом встал. Заложив руки за спину, прошёлся по кабинету (пол поскрипывал под тяжёлыми его шагами так уютно, почти по-домашнему, что на минуту даже подступила тёплая дрёма и потянуло в сон).

Потом он подошёл к окну, отдёрнул занавеску и долго, минуты три, смотрел на тихо, неслышно падающий снег.

— Новый год скоро, — заметил Лушенков. — Пять дней всего осталось… Каникулы скоро, отпуска… Многие отдыхают уже…

«А у меня дома и ёлки-то нет», — вспомнилось мне отчего-то.

Лушенков повернулся и неожиданно заговорщицки подмигнул мне.

— Хочется Новый год дома встречать? Правда, хочется?

— Это вы к чему? — осторожно уточнил я.

Лушенков задёрнул занавеску и снова сел за стол.

— А к тому, — с тем же вздохом и откашливанием ответил он, — что просто так мы не вызываем…

— Заманиваете, — уточнил я.

— Что? — каким-то угрожающим голосом протянул Лушенков (прозвучало очень похоже на «шта-а?»). — Это вы на что тут намекаете? Вы за словами-то следите…

— А как иначе сказать? Звонил Синеев. Как я понимаю, ваш сотрудник…

— А это не факт, — прервал меня Лушенков. — Мало ли с кем я разговариваю!

— Так вы ему по внутреннему телефону звонили, — с притворной наивностью (эх, играть так играть!) удивился я. — Как же так?

— А так, — снисходительно, словно наивному школяру (вот такой тон уж точно меня бесит!) объяснил Лушенков. — Здесь, друг мой, не ФСБ. Мы, уж поверьте, по другому адресу квартируемся. Здесь — организация частная. Можно сказать, коммерческая. А Синеев этот ваш…

— Ваш, — возразил я.

— …Комнатёнку тут снимает, — продолжал, не слушая меня, Лушенков. — Вот, по дружбе, меня пустил… Всё понятно?

— Нет, не всё, — не сдавался я.

— Ещё что?

— Если это не допрос — то что это? Если эта беседа носит, так сказать, неофициальный характер — так чего я тут вообще сижу? И если у вас есть ко мне какие-то претензии, то почему официально, повесткой или пусть даже звонком, на допрос меня не вызвали? И к чему все эти маскарады с липовыми заказами?

Лушенков выдвинул один из ящиков стола, вынул стопку фотографий и с подчёркнутой брезгливостью (кончиками пальцев) отбросил их на середину стола.

— Вот, полюбуйтесь! Гляньте, любезный, а потом пальцы мне тут гните, права качайте… Если наглости хватит!

Уголок фотографии. Уголок пальмы. Листья едва качались под полдневным ленивым ветерком (как далеко теперь от меня эта жара! этот полдень! как далеко… а ведь прошло две… или уже почти три недели?), потому изображение получилось слегка смазанным.

Но в центре, в середине снимка, в фокусе — чётко, чёрточка в чёрточку, точка в точку. Открываются двери гостиницы. И выходи мы. Я и…

Ли получился особенно хорошо. Как раз на выходе из гостиницы он на секунду снял очки, чтобы салфеткой (я заметил, что он часто пользовался бумажными салфетками, и никогда — платком) вытереть пот с лица. Фотограф (мастер, ой мастер!) подловил именно тот момент, когда он уже успел снять очки, но не поднёс ещё салфетку к лицу.

Ещё одна фотография. Мы садимся в машину (фотографировали сбоку, номера не разглядеть… но я уверен был, абсолютно уверен — у них есть фотографии и с номерами). Ли — в профиль. Я смотрю… Боже мой, похоже, я смотрю прямо в камеру, в объектив. А ведь мог бы поклясться, что никаких фотографов рядом не было. Впрочем, могли снимать и издали, с большого расстояния… Мало ли какую технику можно для таких дел использовать!

Третья фотография. Машина на перекрёстке. Контуры голов видны сквозь тонированное стекло.