Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

«И, наконец, старый, добрый «коктейль Молотова». Его лучше готовить в стеклянных бутылках. Рецептов такого коктейля существует великое множество. Один их самых простых вариантов — смесь бензина и машинного масла. Две трети бензина и треть машинного масла. Горлышко бутылки затыкается тряпочкой, смоченной бензином. Тряпочка поджигается. Бутылка летит в цель. Всё просто».

«И, наконец, сами железнодорожные пути. Их разрушение возможно с помощью обычного разводного ключа и небольшого ломика, а эффект от такой акции может быть просто грандиозным. Прежде всего, следует определить место проведения акции. Место должно быть безлюдным, желательно — плохо освещённым, вдали от домов (могут случайно заметить любители поглазеть из окон), дорог (из проезжающей машины заметить кого-либо на путях сложно, но ведь машину могут и припарковать аккурат напротив разобранных вами рельс), железнодорожный переездов (это, как правило, очень оживлённые места). Идеальный вариант — глухой, безлюдный участок дороги, по которому, тем не менее, достаточно часто проходят поезда, и проходят на высокой скорости. Рельсы проложены по высокой насыпи. Находится место на стыке рельс, соединения рельс развинчиваются, сами рельсы с одной стороны поддеваются ломиком и немного сдвигаются в сторону. Именно немного, чтобы не демаскировать место проведения акции и чтобы машинист с дальней дистанции не смог ничего заметить и попытаться сбросить скорость. Это наиболее простой способ уничтожения вражеских эшелонов. Остальные способы разрушения (если не принимать во внимание такой экзотический и непроверенный, как обливание рельс концентрированной серной кислотой) связаны с применением взрывчатых веществ, а особенности их использования рассмотрены нами раньше».

«Вот, собственно, и всё».

«Враг опасен. Всё, что мы видим вокруг — территория врага. Это не наша родина. Наша родина не здесь. Мы в тылу врага и каждый наш шаг может стать последним».

«Игорь, вы слышите нас?»

— Вижу, что рубашка ваша. В зелёнке вся. Чего сразу не сняли? Не до того… Всегда должно быть до того… А куртка ваша?

— Моя.

— Чего грязная такая?

«А тебе какое дело?»

— На земле валялся.

— А чего валялся?

— Настроение было плохое.

— А… Ну, ну… А теперь как?

— Да вот, как вас увидел — сразу улучшилось. Жить хочется…

Сестра-хозяйка обиделась и, бросив мне куртку, ушла.

«Странная какая-то…»

Песок на брюках давно уже высох и осыпался, но самые маленькие, самые мелкие, самые невидимые песчинки прошли через ткань и кололи теперь ноги десятками тонких, острых иголок.

А воротник на рубашке, щедро политый когда-то йодом, покрылся бурой засохшей коркой, коробился и тёр кожу, будто сделан был из грубого, жёсткого картона.

Куртка… В общем, чувствовал я себя неважно. От одежды этой тело сразу заныло и зачесалось, словно поползли по нему чёрные, кусачие вши.

«Мерзость… Каким же противным иногда бывает собственное тело! Не говоря уже об одежде…»

Сестра вернулась. Я снова услышал тяжёлые, грузные шаги её и повернулся к раскрытой двери кладовки.

— Вы куда это?

— На выход.

— Торопитесь, — ехидно заметила она. — А за документы, деньги ваши кто расписываться будет?

— Какие деньги? — удивлённо спросил я.

— Да те, что в карманах у вас были. И паспорт, опять-таки. Или вам это уже ни к чему?

Непонятно было, чему она радуется.

— К чему, — ответил я. — И много у меня денег было?

— Где там, — вздохнула она.

И почему-то сразу погрустнела.

Я расписался в получении, распихал как придётся смятые бумажки и мелочь по карманам, засунул паспорт в нагрудный карман рубашки (глубоко, так надёжней, а то я всё время его где-то забываю) и вышел в приёмное отделение.

— Фамилия? — спросил дежурный врач.

Я назвал.

— Ах, да! — врач, только теперь вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу. — А вас тут встречают. Девушка вас ждёт.

— Какая девушка? — спросил я.

— А мне почём знать? — врач развёл руками и с некоторым трудом изобразил на лице крайнее удивление. — Ваша же девушка…

— У меня нет девушки.

— Значит, — он хихикнул, — теперь есть! У нас ведь как бывает — вылечат больного, вколют ему аминазина полведра — он маму родную забудет. Стоит, смотрит — а узнать не может. Так-то!

И радостно улыбнулся.

Я огляделся. Комната была пуста. Только врач за столом, я рядом с ним. Двери, мутный свет и улица за ними. И никакой девушки.

— А где она? — спросил я.

— Не дождалась, наверное, — буркнул врач, склонившись над бумагами. — Да чего стоять-то? Справку, документы получили?

— Вроде, да, — неуверенно ответил я.

— Как это — «вроде»?

— Не помню точно, — ответил я. — Должно быть, получил. Как же без этого?

— Тогда идите! — воскликнул врач. — Зачем здесь стоять? Или на повторный осмотр хотите?

«Хрен вам!»

Я вышел на улицу.

Метель обметала ноги, до ломоты лизала их ледяным языком. Я стоял у дверей больницы, отойдя от них лишь на пару шагов. Стоял и не знал, куда же идти теперь. И почему именно тогда, в эту минуту пожалел о том, что измучившая меня Птица ушла.

Вернее, пожалел о том, что ушла даже она.

И теперь можно было начать всё сначала, но не хотелось уже начинать.

Серый, ленивый, остывший, окоченевший день заплыл тяжело ползущими над самой землёй снеговыми тучами; ворочался сонно в предзимней дрёме, мглой налегая на остывший город.

И показалось мне, что и впрямь не жить уже долго. Не пережить эту едва ещё начавшуюся (не по календарю, что отмерял ещё свои ноябрьские листки) зиму, которая обещала быть долгой, долгой…

Сердце моё устало от зим. Не копило, не могло удержать солнца. И без того холодное, морщинистой ящерицей едва грелось оно даже в самые жаркие июльские дни.

Когда-то давно, в детстве, когда ещё близок я был траве и шафран одуванчиков мог долетать из самых жарких, сказочных стран — тогда скопил я немного, и сам того не зная, лучей солнца и осколков тёплой ночи.

Но запас этот не считал, не вёл ему учёт и даже не знал до времени о том, что он у меня есть.

И только теперь понял, что им и жил. Им…

Видно, в тот день, ноябрьский, но уже зимний, запас этот и подошёл к концу.

«Что же ты болтала, глупая птица? — с раздражением подумал я, поднимая выше воротник куцей куртки. — Какая фишка? Красная? Боже мой, и как мне вообще могла выпасть какая-то фишка? И почему? Ерунда… Впрочем, жить и в самом деле долго не придётся, вот только… Не уйти бы! Не уйти бы просто так!»

Мог ли я надеяться на то, что судьба, неведомые мне боги или представители каких-то высших сил дадут мне шанс стать началом нового Великого потопа?

Мог ли я надеяться на то, что дадут мне волшебный ключ, отпирающий затворы, сдерживавшие Воды Смерти?