Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Тогда, в тот день — нет.

И только днём позже…

— Господи, как хорошо, что вы меня дождались!

Прошло несколько дней.

И однажды меня разбудил звонок. Сначала, спросонья, с не прошедшей в первый миг сонной одури, показалось мне, что звонит телефон.

Но в миг второй, придя в себя, понял я, что так длинно и надоедливо расходится резкой трелью дверной звонок.

«Что за гость… Нет, что за гад рвётся?»

— Открою сейчас! — хрипло выкрикнул я, вставая с постели.

«Может быть открою… Нет уж, спрошу сначала, кто там… Знаю я вас…»

— Кто там?

Человек за дверью откашлялся и произнёс что-то невнятное.

— А погромче можно?

— Вы Игорь? Помните, я звонил вам и мы договаривались о встрече…

Чёрт, я же забыл! Совсем забыл!

А голос такой же, как и по телефону. Теперь я узнал его.

— Подождите минуточку. Мне нужно одеться.

— Хорошо, хорошо. Не спешите, Игорь. Я подожду.

Показалось тогда (а, может, и впрямь было так), что говорит он нарочно тихо, едва ли не бурчит себе под нос.

Только потом осенила меня догадка.

Не хотел он, чтобы слышали нас соседи. Мало ли что…

Я повернулся к ней.

— Хорошо? — переспросил я.

Звук голоса моего растворился в плотной взвеси закрученной, взметённой ветром под самые тучи мелкой ледяной пыли и затих в полушаге от меня.

Но она услышала.

— Я вас встретить хотела.

Она куталась в пальто, длинное, но насквозь уже прохваченное морозом.

«Встретить? Странно, зачем ей это… Да она же замёрзла!»

— Зачем вам это надо? — спросил я.

И тут же, поняв, насколько грубо и невежливо мог прозвучать мой вопрос, поправился:

— Вам же холодно… Вам… Катя вас зовут?

Она как будто смутилась. Или это только показалось мне? Возможно, она и не надеялась, что я запомню её имя.

«Вот ведь странно… Птица болтала, глупая… Но не выходит из головы, нет. Высшие силы с роковой их лотереей… Нет от них ли она, эта бедная, замёрзшая Катя? Нет, не похоже на это. Разве может эта добрая, но, видно, наивная до крайности девочка изменить чью-то жизнь? Нет, нет…»

— Да, меня Катя зовут. Вы меня помните? А я давно вас жду. Сначала мне сказали, что вы в девять утра выйдете. А прошло… Ой, сколько я уже здесь!

Она ахнула испуганно, глянув на часы.

— Спасибо, Катя, — сказал я.

— За что? — искренне удивилась она.

— Да вот…

«Неужели и вправду не понимает? А как тогда ей объяснить?»

— Я же совсем чужой, посторонний для вас человек. Ведь вы меня совсем не знаете. Правда?

— Да, — подтвердила она почему-то виноватым голосом.

— Так зачем это нужно вам? Спасибо, конечно, за всё. Вы, наверное, очень хороший, очень добрый человек. Нечасто…

Никогда!

— …можно такого встретить. И мне… Честно говоря, очень повезло, что я встретил вас.

— Почему? — удивилась Катя. — Разве… Ой, мама!

Она переступила с ноги на ногу, но неожиданно поскользнулась на тонкой наледи, умело припорошенной ветром, заметённой снегом.

Я едва успел подхватить её под локоть.

— Холодно здесь, дует сильно, — сказал я. — Ну, вот, встретили вы меня… Вам домой теперь?

Она кивнула.

— Давайте и я теперь доброе дело сделаю.

— Какое? — спросила она.

— Ну, скажем, вас до дома провожу. Тем более, что это совеем нетрудно, а дома меня никто не ждёт. Вы, наверное, недалеко живёте?

— А как вы догадались?

— А мы, психи, народ догадливый, — решил я пошутить (неудачно, конечно).

— Потому нас от общества и изолируют…

— Зачем вы так? — спросила она. — Я знаю, почему вы решили, что я недалеко живу. Это районная больница и она недалеко от парка. Всё просто?

— Да, — ответил я. — А в парке, как правило, гуляют те, кто живёт неподалёку. Так вы позволите вас проводить?

— Хорошо, — согласилась она. — Но живу я не так уж близко. Придётся на троллейбусе пять остановок проехать.

«А у меня есть деньги, — едва не ответил я с гордостью. — Мне их вернули».

Но не ответил. Передумал.

Я сложил мандарины в плетёную из коричнево-розового ивового прута корзинку и закрепил на верху оранжевой пирамиды пластиковую тёмно-зелёную елку, пахнущую отчего-то ванилью. Получилось красиво.

«С таким подарком, пожалуй, не стыдно будет в гости придти».

Только сейчас я вспомнил, что из двух тысяч долларов большая часть так и осталась неизрасходованной. Не считал (никогда не умел считать деньги — каждый раз сбивался и результат оттого каждый раз получался разный), но, похоже, всё ещё больше половины суммы распихано было скрученными комками по карманам пиджаков и курток.

Вот, кстати, интересная мысль в голову пришла! Если лушенковские ребята тайно обыскивали мою квартиру (очень, очень может быть!), то именно эти пачки денег, невесть откуда взявшиеся у нищего надомника, вполне могли навести их на мысль, что не просто так я летал в далёкую, жаркую страну и не просто так вернулся оттуда. Вот только почему тогда сам Лушенков ничего о деньгах не сказал? Решил к стенке меня не прижимать раньше времени? И так понятно, что на свободе он оставил меня отнюдь не из-за альтруизма, по просто насадил (как ему показалось) на крючок, да и забросил наживку… Наудачу. Вдруг кто обо мне вспомнит?

Впрочем, довольно о нём. Мерзкий тип и запах от него какой-то тошнотворный. И эта его привычка потной рукой проводить по волосам…

Ни к чему сейчас ещё и об этом вспоминать. Тем более, что хозяин положения я, а не он. Так что можно и этот эпизод вычеркнуть. Просто вычеркнуть…

В конце концов, я иду на праздник. Последний праздник в моей жизни.

Будем встречать Новый год и провожать Землю.

Это такой праздник — проводы Земли.

В троллейбусе было немногим теплей, чем на улице.

Даже снег не оставил нас в покое — залетал сквозь неплотно закрытые двери.

С гулом троллейбус полз по необычно пустынным окраинным улицам, подслеповато подмаргивая тусклыми фарами, словно силясь разглядеть дорогу в неурочно сгустившихся ранних сумерках.

— И дня сегодня почти не было, — сказала Катя.

Она подышала на замёршее стекло и провела по нему ладонью.

— Ничего не видно…

— Время такое, — ответил я. — Сумрачное, снежное. Ничего не хочется делать. Просто переждать бы его как-нибудь…

— Долго ждать придётся, — заметила Катя. — До весны. Впрочем, зимой ведь тоже бывают солнечные дни.

— Плохо, — сказал я. — Плохо, что люди, как медведи, на зиму в спячку не ложатся.

— А надо бы?

— Неплохо. Лежишь себе в берлоге, спишь. Время идёт и дни всё теплее и теплее. Проснулся — и уже весна. Хорошо.

— А вас ведь Игорь зовут? — спросила вдруг Катя, повернувшись ко мне. — Игорь, вы всё помните? Я ведь и в милиции с вами была…

Старушка на переднем кресле покосилась на нас подозрительно и прошептала что-то нехорошее.