Драгомир Асенов - Биография вечного дня

Поначалу все осваиваются с обстановкой, затем Николай плечом толкает ворота. Увы, они даже не дрогнули — очевидно, их не только заколотили, но и поставили подпорку со двора.

— Придется тебе перемахнуть через забор, — предлагает Кузман Николаю, глядя на его жалкие потуги открыть ворота.

Взгляды тридцати-сорока человек сейчас устремлены на Николая, и это окрыляет его. Ухватившись за штакетину, он с помощью Елены и Виктора подтягивается и спрыгивает во двор. Чутье подсказывает ему, что прежде всего надо внимательно осмотреть дом.

Нет, в доме ни души, о какой-либо засаде и говорить не приходится. Николай оттаскивает в сторону три бревна, которые подпирали ворота — одно, гладко обструганное, испещрено непристойными рисунками, — и снимает замок. Сразу несколько человек во главе с Кузманом вваливаются во двор. Однако находят они не бог весть что — мешок ручных гранат в прихожей, длинный ящик с карабинами и охотничьими ружьями и два станковых пулемета в разобранном виде, густо смазанных зеленоватой смазкой. В доме — шаром покати, если не считать плетеного стула, прохудившегося таза да разлагающейся в нем дохлой крысы.

— Не густо! — Кузман чешет в затылке и с широким жестом хозяина предлагает: — Разбирайте!

Спустя какое-то время, протиснувшись сквозь людскую массу, он спрашивает:

— Есть тут такие, кто понимает в станковых пулеметах?

Один из маляров, здоровенный мужик, склоняется над щитком пулемета, хочет потрогать его, но отказывается от этой мысли. А вот гранаты вмиг расхватали, и тонкие стволы семи карабинов уже торчат за плечами их счастливых обладателей, хотя с патронами особенно не разгуляешься — вышло по два на ствол.

Все выбираются во двор, затем на улицу, не забыв набить карманы и пазухи яблоками — они такие сочные. К отряду примыкает несколько бывших политзаключенных, приехавших в город первым поездом. Один — его зовут Захарий — вскидывает руку и останавливает вооруженную толпу.

— Товарищи, не распыляйтесь, держитесь вместе! — И указывает в сторону центра: — Давайте к Областному управлению! К Областному управлению!

Кузман усмехается:

— И я так считаю: к Областному управлению!

Цель самая разумная: в чьих руках Областное управление, тот владеет узловым командным пунктом области. Вооруженные мятежники, бесстрашные и одержимые, бегут в одном направлении — к массивному двухэтажному зданию, за которым видны серые стены уже опустевшей тюрьмы. Отовсюду стекается народ: с Борисовской, Александровской, Николаевской улиц, с улочек, веером сбегающихся к площади, на которой возвышаются громоздкие строения мужской гимназии и Торговой палаты. Толпа уже насчитывает человек двести. Между взрослыми снует любопытная ребятня, некоторых, может быть, послали родные — узнать, что здесь творится в такую рань.

Толпа рассредоточивается, хотя перед широкой каменной лестницей нет солдат и полицейских, как было заведено в последнее время. Только чем черт не шутит: в самом здании Областного управления может таиться любая беда.

Но вот у его мрачного входа тощий как вобла студент юридического факультета размахивает над головой двумя пистолетами.

— Вперед, братья!

Следом за ним бегут другие; разрозненные крики над площадью сливаются в единый мощный возглас:

— Впере-е-ед!..

Однако порыв этот оказывается излишним: ненавистная «берлога» уже опустела, двери ее многочисленных залов, комнат, коридоров раскрыты настежь, в нос бьет резкий запах мастики — полы натирались совсем недавно. Однако ящики столов выдвинуты, на полках валяются папки, в караульном помещении на вешалке болтаются ружья.

— Вот и вся недолга! — провозглашает Кузман и с самодовольством победителя добавляет: — Финита ла комедия! — Он обращается к Николаю: — Ты знаешь, где живет Георгий Токушев?

— Да.

— Беги к нему. Скажи, что заседание комитета можно провести в кабинете начальника Областного управления. Власть в наших руках!

Николай вдруг начинает хохотать, неудержимо, заразительно, однако и сам он, и Кузман прекрасно понимают, что это нервный, неестественный смех.

Опять по радио звучат песни — старинные и современные. Все трое молча слушают. Наконец аптекарша тихо произносит:

— Вот так-то…

Крачунов хмуро взглядывает на нее, но хранит молчание. Лицо его осунулось, а подбородок и скулы при свете абажура кажутся сплошь покрытыми какими-то зловещими пятнами.

— Господин начальник, — обращается к нему аптекарь, тяжело дыша.

Но полицейский перебивает его:

— Я должен добраться до Крумовграда!

Аптекарь недоуменно переглядывается с женой.

— Это зачем же? — спрашивает аптекарь.

Крачунов верхом садится на стул лицом к спинке и тупо, упрямо повторяет:

— Я должен добраться до Крумовграда.

Аптекарша кутается в шаль, зябко ежится и спрашивает невозмутимо:

— А мы-то тут при чем?

Высокомерный тон хозяйки бесит Крачунова, но он разъясняет:

— Я не могу отправиться туда сейчас же…

— Вы хотите спрятаться у нас?

Крачунов, теряя терпение, говорит, глядя угрожающе в глаза аптекарше:

— Вот именно.

— Вы полагаете, что нашли самое подходящее место?

— Я в этом убежден!.. — Он стучит кулаком по спинке стула. — Вы мне давно приглянулись. Мой выбор пал на вас очень давно, хоть вы об этом и не подозревали. Не делайте большие глаза, вы мне очень подходите.

Аптекарша высокомерно вскидывает голову.

— Наш дом… — начинает она.

— Знаю!

— В таком случае на что же вы рассчитываете?

Крачунов склоняется к ее мужу, который распластался на сбитых простынях, как огромная летучая мышь.

— Я рассчитываю на тайну, связывающую нас! Да, госпожа, на тайну, которая связывает меня и вашего хозяина. Может, и в самом деле нам лучше остаться с ним наедине? Женщин в заговоры вовлекать — последнее дело.

— Если вы хотите сказать ему что-то, вы это сделаете в моем присутствии, поскольку он тяжело болен.

Аптекарь едва заметно кивает, как бы подтверждая слова жены, и шепчет:

— Дай мне капель…

Но она отвечает категорично, почти грубо:

— Хватит, отравишься!

А снаружи, с площади, доносятся восторженные призывы, слышится гомон и пение сотен людей.

— Как в Софии, — сдержанно усмехается хозяйка.

Этот прозрачный намек Крачунов пропускает мимо ушей. Голова у него раскалывается от острой боли, однако приходится держать себя в руках.

— Долго это не протянется. Скоро придут союзники…

— Вам и союзники не помогут!

Крачунов вскакивает, готовый ударить хозяйку, но, встретив пронзительный взгляд ее сверкающих глаз, валится на стул, бормоча:

— И вам тоже… Во всяком случае, вашему благоверному…