Драгомир Асенов - Биография вечного дня

— Фокер! Эй, Фокер!

Долго никто не отвечает. Наконец из-за забора появляется женщина. Заспанная, прическа — в мелких кудряшках; она похожа на овцу. Но вот лицо ее светлеет.

— Это ты? — спрашивает она улыбаясь.

Не сходя с мотоцикла, парень выключает мотор и язвительно спрашивает:

— Твой ангелочек дома?

— Ускакал с самого утра… Может, зайдешь? Сварю тебе кофе.

— Спешу.

— Как мама?

— Все так же. Где его можно найти? Мне он очень нужен.

Женщина пренебрежительно фыркает, качает головой — кудряшки при этом подрагивают.

— В читальне.

— Где?

— В читальне… Вербует добровольцев в полицию.

Мотоциклист озадачен. Держась за руль, он таращится на холеную мордашку сестры. Они очень похожи друг на друга.

— Что за бред!

— Старую полицию разогнали, так теперь о новой хлопочут.

— Ты хочешь сказать — милицию?

— Полиция, милиция — не все ли равно? Мой взялся им помогать.

Мотоциклист ухмыляется, нажимает на педаль и с оглушительным ревом уносится прочь, оставляя вдоль улицы клубы пыли. Женщина уже готова скрыться за забором, однако, заметив на скамейке незнакомку, колеблется, а потом флегматично спрашивает:

— Вам кого?

— Господина Найденова. Но раз его нет…

— Если вы по делу, то до конца будущей недели муж занят.

«Хорошо, что я его не застала! — размышляет Стефка Манчева, поднимаясь со скамьи. — Я еще не готова к этой встрече. Ни к чему мне с ним встречаться!»

И все-таки она решает заглянуть в читальню, ей не терпится посмотреть, что за птица этот Фокер — второй козырь Крачунова.

Николай последним спрыгивает с фаэтона, очень разочарованный всеобщим безразличием. Можно подумать, что не он, а кто-то другой доставил начальника гарнизона, словно успешно осуществленный им дипломатический маневр ничего не стоит! Даже бай Георгий его не замечает, «ухаживая» за полковником. Николай смотрит вокруг, пытаясь найти в толпе знакомые лица, а может, и его самого заметят зоркие свидетели этого исторического момента, и с удрученным видом плетется к Областному управлению. Он садится на ступени лестницы — надо немного прийти в себя после такого напряжения и дождаться других участников «экспедиции», уж их-то он все же потряс. Вот и Елена, она машет ему рукой, подбегает и садится рядом, сияющая и довольная:

— Ну ты и молодец!

Он смотрит на нее исподлобья — уж не издевается ли? Однако ее ликующий взгляд подбадривает его.

— О чем ты? — спрашивает Николай.

— Доставил-таки его, голубчика! Как он, не особенно артачился?

— Пошел как миленький, хотя поначалу хорохорился… Ты понимаешь, мне кажется, что военные тоже напуганы…

Елена задумывается, лицо ее снова делается суровым.

— Хорошо, если они напуганы. Но мы должны предвидеть, что будет дальше.

И Виктор уже здесь, он снимает с плеча винтовку и тоже садится на ступеньку, восторженно глядя на Николая.

— Триумфальное путешествие в фаэтоне! Будь один из вас женщина, вас приняли бы за новобрачных!..

Они весело смеются, согретые внезапным приливом нежности друг к другу. Как всегда, первой становится серьезной Елена:

— Мне показалось, будто я видела тут свою мать…

— Где? — озирается Николай.

Жену аптекаря он хорошо знает и без труда обнаружил бы в толпе.

Елена тяжело вздыхает.

— Где-то около театра. До того расстроена!.. — говорит девушка и поднимается со ступеней. — Вчера вечером Кузман не позволил мне навестить родителей, но теперь обстановка другая. Чего ради я должна откладывать?

Николай вопросительно смотрит на Виктора, подмигивает.

— Ну что, разрешим ей?

— Разрешим.

— Стану я вас спрашивать! — Елена уходит, но на нижней ступени останавливается. — С оружием?

— Что за вопрос! — строго говорит Николай. — Теперь мы нескоро с ним расстанемся!

Молодые люди провожают взглядом ее хрупкую фигурку.

Елена пробирается сквозь толпу, на время задерживается у почты, очутившись в объятиях какой-то девушки, и исчезает в глубине улицы. Лишь после этого Николай замечает, что с его другом творится что-то неладное: Виктор морщит лоб, корчится и стонет, держась за живот.

— Тебе плохо? — спрашивает Николай.

— У меня со вчерашнего утра крошки во рту не было… — признается Виктор. — Слушай, а что, если ты сбегаешь домой и принесешь хлебушка с брынзой? До твоего возвращения революция все равно не закончится.

— Тем более что я — барчук! — язвительно говорит Николай.

Да, видно, не скоро забудется его прежняя обида на друзей… Но он встает и спрашивает:

— А если меня будут искать?

— Кому ты нужен?

Николай, пожав плечами, спускается по лестнице. Но на углу квартала, сразу же за турецкой баней, он видит высокую стройную женщину — она шагает легко, чуть покачиваясь, распущенные по спине волосы золотом отливают на солнце. Русокосая! Он замирает от волнения и, как завороженный, идет за нею следом. Господи, до чего же хороша, как трепещет и переливается темно-оранжевый шелк ее платья, сколько неги в движениях! Позавидуешь тому, кто удостоится благоволения этой женщины! Но кто же он, ее избранник, кто этот счастливец? А что, если выследить ее? Но сегодня вряд ли подходящий день для этого. Разумеется, он будет идти за ней минут десять, не более, пока не налюбуется ею хоть издали. Хорошо, конечно, если ему выпадет счастье сделать «открытие» и развеять таинственность, которая окружает ее в общем-то одинокое существование. Только и в этот раз Дульцинея не проявляет особого желания чем-то его заинтриговать. Достигнув убогой улочки, тянущейся вдоль железной дороги и упирающейся в подножие Сарыбаира, Русокосая ныряет в какой-то двор. Но прежде чем захлопнуть за собой обшарпанную калитку, она задерживает взгляд на нем и, судя по выражению ее лица, что-то вроде вспоминает: губы ее приоткрываются — она уже готова поздороваться, но смущенно отворачивается.

На калитке жестяная табличка с надписью, сделанной старославянским шрифтом:

Что ей здесь заказывать, Русокосой, почему она так по-свойски заходит в этот дом, словно бывала здесь не раз? Нет, спешить не надо, лучше подождать какое-то время. А чтобы не вызвать подозрений, Николай зайдет с другой стороны, поднимется на Сарыбаир и понаблюдает оттуда, сидя под акацией. А что особенного? Революция революцией, но Русокосая ведь тоже стоит внимания.

Примостившись на каком-то уступе, Николай откидывается назад, опираясь на локти. Его охватывает приятная дремота, ветерок ласкает горящие щеки. «Так и уснуть недолго!» — лениво думает он, стараясь не расслабляться. У него перед глазами — опять ночь, Крачунов, перестрелка, убийство Среброва. И голубые, такие невинные глаза полковника Грозданова. Начальник гарнизона собрался выходить из своего кабинета и строго бросает ему: