Драгомир Асенов - Биография вечного дня

— Вы будете товарищ Манчева?

— Я.

— Мне приказано передать вам… всем тем, у кого свои магазины, что все должно быть открыто. И чтоб обслуживалось население. В противном случае народная власть приступит к конфискации.

Гимназистик очень смешной: хорохорится, многозначительно похлопывает рукой по пряжке — начальство, а как же иначе!

— Через полчаса я проверю, открыто ли у вас.

Аптекарша, кивнув, заходит в свой дом; его сумрак и запахи лекарств окутывают ее. Сверху слышится хриплый голос мужа:

— Ты вернулась?

Ничто в доме не ускользает от его внимания, словно болезнь наделила старика какими-то антеннами, компенсируя его оторванность от мира.

— Сейчас, сейчас!.. — неопределенно говорит она, звонит по телефону и просит соединить ее с Областным управлением.

Но там на нее так кричат, словно она суется с самой идиотской просьбой, какая только возможна в данной ситуации:

— Ничего с ним не случится, постоит еще! Вы что, с неба свалились, у нас революция, люди нужны везде!

Аптекарша кладет трубку. Взгляд ее останавливается на стеллажах. Сколько ядов в аптеке! И сколько новых можно получить, смешивая их… У одних запах миндаля, у других — вишневого или айвового варенья, иные вовсе без запаха. Капли, порошки, быстродействующие и такие, которые незаметно накапливаются, если давать их микроскопическими дозами, и поражают организм через неделю или через месяц. И все эти яды в ее распоряжении. Нужна только сделать все четко, хладнокровно, чтобы доза получилась именно такая, как надо, и чтобы подействовала наверняка.

Медведь уже мертв, но Крачунов-то здесь, в ее собственном доме. Не должен он остаться в живых. Случайна или не случайно, Медведя ликвидировала Елена, а аптекарша ликвидирует Крачунова. Иного решения нет и быть не может. Она усмотрела знамение в том, что он явился сюда, — усмотрела в тот же миг, как он переступил порог ее дома, босой, запыхавшийся, словно загнанный пес… А какое снадобье применить и в каком количестве, об этом, конечно, лучше спросить у мужа. Он ни о чем не должен догадаться, уж Стефка Манчева об этом позаботится.

Но аптекаря она застает в полном изнеможении, лица у него цвета обожженной глины. Она дает ему капли, поправляет постель и выходит в коридор, пообещав мужу далеко не уходить — он боится, что умрет и возле него живой души не будет. В коридорчике тихо, слышно только — где-то далеко капает вода из колонки, булькает, как ручеек. Аптекарша тихо стучится в комнату для прислуги.

— Это вы? — слышит она секунду спустя.

— Откройте.

Замок отпирается со скрипом, из комнаты несет плесенью и мышами.

— Входите.

Она протискивается в образовавшийся проем. Молча разглядывают они друг друга, насколько позволяет темнота. Аптекарша улавливает перемену: Крачунов стал робким, в нем уже нет былой самоуверенности. А воняет от него, господи!..

— Вы были в городе? — спрашивает Крачунов.

Аптекарша бессильно опирается на что-то спиной.

— Вас рвало?

— Нет, я тут разлил… Вы были в городе?

— Да.

— Что там происходит?

— К власти пришел Отечественный фронт.

— Знаю… Кто там сейчас в Областном управлении?

— Наши, конечно. И в Общественной безопасности тоже.

Крачунов охает и тоже приваливается спиной к чему-то, голос у него дрожит:

— В здании Общественной безопасности?

— Да.

— А советские войска? Советские войска пришли?

— Нет еще, но, наверное, скоро.

— Нет. Пока они будут чухаться, англичане нагрянут. Еще что вам удалось узнать?

Скрестив руки на груди, она крепко обхватывает свои плечи — по ним пробегают мурашки.

— Медведь убит.

— Кто?

— Ваш помощник. Слышали ночью перестрелку? Это за ним гнались.

— Это стреляли в меня, — подчеркнуто, с раздражением возражает Крачунов.

— Но попали в Медведя.

Он морщится, как от укола.

«Куда девалась его спесь? На ногах уже не держится!» — думает аптекарша и добавляет не без злорадства:

— С Фокером виделась. Списки добровольцев составляет.

Крачунов учащенно, тяжело дышит, брови его совсем сошлись на переносице.

— Дали мы маху!..

— На рукаве у него красная повязка.

— У Фокера?

— Именно.

Крачунов выпрямляется и, покачиваясь, бредет к фрамуге.

— Что с вами?

— Опять тошнит…

Но изо рта у него течет только липкая слюна, хотя он мучительно корчится и хрипит. Прислонившись к стене, аптекарша отчужденно рассматривает нишу — декоративные виски, память о ее свадьбе, многочисленные бутылки и стеклянные банки, массивная чугунная ступка с тяжелым пестиком в виде булавы — подарок ее подружек из Берковицы.

— Вы лучше расслабьтесь, — советует она нечаянно, сама того не желая. — Сейчас вам полегчает, это от нервного напряжения…

Крачунов сидит на корточках спиной к ней. И все разыгрывается внезапно: схватив чугунный пестик, аптекарша со страшной силой обрушивает его на голову полицейского. Затем бьет еще и еще раз. Крачунов даже не застонал, он падает лицом вниз — медленно, бесшумно, разметав руки, как бы пытаясь ухватиться за что-нибудь.

«Вот и все!» — безмолвно заключает она. И возвращается на прежнее место, не испытывая ничего — ни волнения, ни тем более ужаса. Лишь какая-то ненужная мысль тревожит ее сознание: «А ведь я собиралась его отравить!»

С улицы доносится размеренный ритм духовой музыки, он слышен даже в этом глухом закутке. Народ ликует, празднует победу. «Ну, хватит!» — строго говорит себе аптекарша и выпрямляется. Ноги держат ее прочно, и от этого она испытывает удовлетворение. Ведь дело идет к концу — вечером, когда стемнеет, она вытащит труп на улицу и бросит его где-нибудь. Пускай люди обнаружат его, пускай разнесется весть, что Крачунов убит, — сколько воспрянет сердец от этой вести! Она склоняется над ним, вслушивается. Потом переворачивает ногой. Нет, сомнений быть не может, он мертв. А это черное, стекающее с его нижней губы, должно быть, кровь? Черная кровь злодея.

Аптекарша выходит, напирает комнату. И вдруг обессилеют прислоняется к двери — вот теперь ей нехорошо, вся спина ее мокра от пота.

— Стефка!

— В чем дело? — спрашивает аптекарша, чувствуя, как она его ненавидит.

— Поди сюда.

В сущности, в этом нет ничего особенного, ему надо дать капли и постоять немного у постели. Надо его успокоить. Но именно этого она не желает делать, ожесточение против него кипит в каждой ее жилке.

— А ты знаешь, — мимоходом бросает Стефка Манчева, избегая его взгляда, — по городу ходит слух, что Крачунов убит.

Аптекарь упирается локтями в подушку, кадык его как-то странно дергается.

— Начальник…

— Он самый! — И небрежно добавляет: — Так что можешь не беспокоиться.

— По поводу чего?