Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

– Я спрашиваю, что бы этот феодал со мной сделал? Собаками затравил? Или по тарифу уволил? Так я тут ещё неделю не работаю, пусть увольняет!

Он достал из кармана заявление, быстро, насколько позволили дрожащие руки, поставил дату и расписался. Потом вытащил рубль и пришлепнул им бумажку:

– Это за свет.

– Да ты не понял! Это чё такое? Чё за выходки? – не знал, как реагировать на непривычное поведение подчинённого шеф.

Бывший участковый геолог пошёл к выходу. Шеф встал в дверях:

– Ты далёко собрался?

Игорь подошёл к нему и выдохнул в лицо:

– Уйди с дороги, животное, стопчу нахер!

Двинул плечом статую и зашагал по длинному тёмному в целях экономии коридору. Машуткин выскочил вслед за ним и на удивлённые взгляды коллег пояснил:

– Я ему только сказал, чтоб он свет гасил, а он психанул! А Алексеича уже уволили.

Калачёв подошёл к двери. Ему хотелось сказать очень многое, но выступать перед подобной публикой было бессмысленно. Однако душа требовала, и он на секунду обернулся:

– Никакому начальнику ни за какие деньги я жопу не лизал и впредь не собираюсь. Трудовую заберу позже, – и хлопнул дверью.

– Интересно, – думал он, медленно шагая домой по заснеженному тротуару, – прав я или нет? Может, надо было выключить этот чёртов свет?

Но душа ликовала. Всё-таки он остался человеком, не стал топтать других и не дал растоптать себя, хотя видел, как одни топчут других и не смог ничего сделать. Правда, теперь необходимо было решить одну маленькую проблемку: как в этой стране, на десятый год так называемой перестройки, оставаясь Человеком, не прислуживаться, а служить и, честно работая, заработать хотя бы на отпуск в Париже?

Вместо эпиграфа.

На момент написания этого рассказа прошло двадцать восемь лет с момента событий, в нём описываемых. Многое забылось, кое-кого из героев уже нет в живых. Спасибо Павлу Прыгуну, начальнику отряда Восточно-Саянской партии Красноярской геолого-съёмочной экспедиции на момент, когда я приехал на практику в Тофаларию после третьего курса института цветных металлов. Он за кружкой крепкого чёрного чая во многом освежил мои воспоминания о географии тех мест. Спасибо Юрию Кангараеву, нашему каюру, которого я пару лет назад увидел, свежего и бодрого, в телерепортаже про Алыгджер, и подумал: а не написать ли мне рассказ про далёкое уже лето 1985 года? Спасибо сайту Tofalaria.ru (http://www.tofalaria.ru/), в котором я провёл немало времени и который сделан с большой любовью к этому краю. Завершая вступление, приведу одну цитату из этого сайта:

«Туристам на заметку! При всех прелестях туризма, случаются трагедии, и Тофалария не исключение. На маршрутах встречаются памятные таблички с именами погибших.

Это жестокий урок для живущих, проходящих мимо! В трагических случаях (со смертельным исходом), на территории Тофаларии, каковые имеют место – обратная доставка/вывоз погибших производится за счёт группы туристов.

Увы! Такова реальность. Помните об этом! И берегите друг друга!»

Шёл я как-то в очередной раз целый день по Тофаларии за пятью постоянно пукающими конями. Работа на участке была закончена, несколько тысяч металлогенических проб с трудом, но взято и отправлено вертолётом Ми-4 на базу, которая уже много лет располагается на живописном берегу озера Хоор-Оос-Холь. В этих местах вообще всё с названиями просто: холь – озеро, хем – река. А все другие буквы и слова в названиях на местном языке означают: малый, большой, белый, красный, рыбная, холодная, щучья и т. д. Отряд, состоящий из начальника Паши, меня – студента-практиканта третьего курса, двух рабочих – Толи и Лёши, и каюра-тофалара Юры, должен был перебазироваться на новое место. С вечера собрали хохоряшки и стреножили коней, чтоб завтра не бегать, не искать их по всей округе. На другое утро позавтракали вчерашними макаронами с чаем, сложили палатку, благо ночью не было дождя, и брезент был лишь слегка влажным от утренней росы, а значит лёгкий, и навьючили коней. Что подразумевает городской житель под словосочетанием «навьючили коней»? В лучшем случае – это на коня вскакивает джигит, перебрасывает через седло на удивление молчаливую в такой ситуации черкешенку, стреляет через плечо не целясь и мчится прочь за горизонт. А чаще – ничего не подразумевает, потому что лошадь уже и по телевизору увидишь далеко не каждый день.

Сначала Юра Кангараев, наш каюр, этих лошадей ловит. У него работа такая. Ведь они не будут стоять всю ночь под окном, как «Жигули» с заглушенным мотором, а станут ходить туда-сюда, жевать траву, пить воду, валяться на земле, спать, драться меж собой, вынюхивать запахи мышей, хищников, двоюродных родственников – маралов, убредут куда-нибудь в поисках лопухов посочнее – то есть будут жить своей лошадиной жизнью. Для справки: наша Восточно-Саянская партия наняла на летний сезон несколько местных ребят на работу каюрами. Заодно там же, в столице Тофаларии – посёлке Алыгджер, взяла в аренду дюжину лошадей для перевозки грузов. По весне эти своенравные животные своим ходом прибывают на базу партии на озеро Хоор-Оос-Холь, всё лето честно работают, а по осени, после сезона, своим же ходом бегут обратно, в родные авгиевы конюшни Алыгджера. Пять этих четвероногих осчастливили своими улыбками и наш отряд, и к восьми утра пятнадцатого августа одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года начался процесс навьючивания. Сначала в специальные брезентовые вьючные мешки-баулы мы разложили весь свой не скажу что совсем уж нехитрый скарб. Провизия недели на две занимала львиную долю места. Тушёнка, сгущёнка, сахар-рафинад, соль, чай, сухари армейские, немного муки, маргарин, макароны, рис, и на сладкое даже сухой кисель в брикетах. Остальное – небьющаяся посуда разных форматов от ведра до ложки (кроме вилок), спички, радиометр, верёвки, топор, одежда, спальные мешки, топографические карты, патроны для карабина и «тозовки», канцелярия, рация «Карат», радиоприёмник ВЭФ-205 и резиновая надувная лодка-трёхсотка с ножным насосом.

Два слова про рацию. Чтобы она имела возможность орально связывать нас с базой партии, её антенна – кусок сталистой проволоки длиной метров тридцать – должна быть заброшена как можно выше на ближайшую лесину. Для этой заброски к концу проволоки привязывается камень, раскручивается, со всей дури кидается и, конечно же, запутывается где-то наверху. Дважды в сутки – в семь тридцать утра и в семь тридцать вечера, – каждый из четырёх отрядов должен выйти на связь с базой и сквозь помехи доложить, что все живы и здоровы, в чём нужда и какие планы на ближайшие дни. Один невыход в эфир допускается. Два подряд невыхода – это ЧП со всеми вытекающими. Когда приходит время снимать антенну, Паша не без пижонства берёт юрину «тозовку» и, демонстрируя класс, раза три-четыре стреляет в основание сучка, за который антенна обмоталась. Сучок, перебитый меткими выстрелами, отламывается, антенна падает и сматывается. И если патронов к карабину у нас было много, но ограничено, то тозовочные вообще никто не считал.