Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Опомнившись, я аккуратно вставил крохотные органы на место (эта простенькая задачка доставила мне по — детски острое удовлетворение), заново сложил книжки в коробки, а томик, над которым так жестоко надругался, сунул на самое дно. (Жена об этом не узнает никогда.)

Потом расставил кукол. Когда я водружал на верхнюю полку шкафа последнюю фигурку, у задней стенки заметил баночку из — под горчицы фирмы «Коулман». На этикетке детским почерком было написано: «Прыжок Веры!» Горчицы в банке не было. В темной жидкости болтался корень пастернака… нет, кривой цветной карандаш… нет, нет, белесый кусочек спаржи… да нет, на нем же ноготок — это детский мизинец.

После того как книга и игрушка послали меня в нокаут, я уже не сомневался, что детский палец отправит меня прямиком в психушку. Вышло ровно наоборот. Не отрывая глаз от мизинца, болтавшегося в мутной жидкости, я чувствовал, что душа моя успокаивается, а следом ощутил прилив гордости. Я сел на полу и стал баюкать баночку из — под горчицы. За исключением гордости, никаких особых чувств или воспоминаний этот палец во мне не пробудил [21] Я не крал ребенка и не отрубал у него мизинец рассудил я. Но кто знает, как оно было на самом деле? Сначала надо разузнать об этом побольше, а до тех пор лучше не говорить жене про плавающий в банке палец. .

Мысленно я заново пересмотрел вехи «поисков самого себя». Найденные мною «ключи», конечно же, ничуть не проясняли главного — того, что таилось в темных уголках моего сгинувшего «я».

Вот все, чем я располагал:

1. Написанная женой книга, которая кого угодно сведет с ума.

2. Странные куколки со съемными органами.

3. Бесхозный мизинчик.

После того как я выписался из больницы домой, у нас с женой сложился определенный режим дня. На нем настаивал врач — по его словам, ничто так не способствует выздоровлению, как режим дня. Поэтому каждый вечер мы ужинали по всем правилам, как это принято в приличных семействах.

Для описания наших вечерних трапез больше других подходит слово «приятный» . Мы обсуждали всякую ерунду — ее рабочий день, коллег, новости — и порой — да, немножко смеялись. Но была у этих ужинов одна особенность: они напоминали первое свидание — вечное первое свидание : каждый вечер мы старались получше узнать друг друга. И каждый вечер обоих ждало разочарование, отчего и она, и я приходили в сильнейшее раздражение; такое бывает при первом знакомстве, когда напускная вежливость мешается с едва заметной подозрительностью.

Иногда с нами ужинал Оскар, но его присутствие лишь усугубляло царившее за столом напряжение. Меня оно 0собенно тяготило: я мучительно пытался припомнить какиенибудь подробности, а они оба старались проявлять максимум терпения. Я сильно сомневался, что Оскар хотя бы смутно представляет себе, что такое терпение.

Всякий раз, когда я пытался задать вопрос про случившийся со мной маленький эпизод , жена неизменно отвечала вопросом:

— Скажи, Фрэнклин, почему ты каждыи раз об этом спрашиваешь?

«Потому что от одной мысли об этом меня ужас берет» , — вертелось у меня на языке [22] Но я сдерживался, понимая, что уже и так доставил жене и Оскару массу хлопот. .

Было очевидно, что жена обсуждала с Оскаром эту тему, и они сообща придумали ответ — вернее, способ уйти от ответа, причем очень незатейливый: «Просто накануне аварии ты был крайне измучен и расстроен. Впрочем, сейчас уже не о чем волноваться».

Но однажды, когда мы ужинали втроем, мне вдруг вспомнился один случай (в тот раз спусковым крючком послужили вкусовые сосочки). Я жевал кусок торта, а в голове вдруг всплыла картинка: мальчишка в ковбойском костюме целится из ружья в группку остолбеневших ребятишек и орет: «А ну, кончайте лопать мой торт! Пошли все вон!»

— Оскар, — осторожно начал я, — однажды ты попытался прогнать приятелей со дня своего рождения… За то, что они ели праздничный торт, верно?

Моя жена рассмеялась:

— Верно, Фрэнклин.

Оскар помрачнел, но все же выдавил:

— Да, в детстве я был тот еще поганец.

— Похоже, ты и впрямь не равнодушен к тортам, — пошутил я и с опозданием сообразил, что для толстяка Оскара шутка вышла обидная.

Оба они были явно поражены моей грубостью.

Ясное дело, Прежний Фрэнк такого никогда не ляпнул бы. Я страшно досадовал на себя: снова обманул их ожидания. Опять провалился. Словом, я производил очень плохое впечатление.

И вдруг, выдержав невыносимо долгую паузу, Оскар мыльнулся и гоготнул; моя жена невольно рассмеялась ласковой улыбкой сказала:

— В самую точку, Фрэнк [23] Так, может, ничего я и не опростоволосился? На этот раз, отметил я, она назвала меня Фрэнком . Просто Фрэнком . А не Фрэнклином . Как будто я что — то сделал правильно и заслужил право зваться прежним именем. Я был безмерно счастлив. [24] .

Наша с женой половая жизнь была довольно странной [25].

Вы чуть не каждую неделю видите такое в выпусках новостей — захлебываясь словами, очевидец описывает жутчайшее происшествие, случившееся у него на глазах:

— И тут пуля типа попадает ему в горло и типа почти сносит ему голову! Страшное дело… — Чувствуя, что слушатели безразличны к рассказу, он добавляет: — Гм, я хотел сказать… ужас какая трагедия… Кошмар, сплошной ужас…

Подозреваю, что именно так и описывали коллеги мой маленький эпизод . Откуда кому знать, что я на самом деле творил? [34]И хотя лица окружающих выражали участие, я нутром чувствовал, что большинство сотрудников потешаются над этой историей. На фоне конторской скучищи она небось стала для них настоящим развлечением.

Меж тем выясняется, что работник я не из рядовых. Первое, что бросилось мне в глаза, — это вывеска на дверях нашей конторы:

Исподволь выяснилось, что «сыновья» — это я, а Оскар — прежде брат и коллега — ныне глава компаний. Он объяснил, что фирму основал наш дед, потом ею руководил наш отец, а теперь она перешла к нему (и ко мне).

Когда я впервые снова вышел на работу, Оскар обратился к сотрудникам с речью: сказал, что брат, то есть я, попал в серьезный переплет, но у нас ведь не просто бизнес, у нас семейное предприятие, и он сделает все, чтобы я снова, как прежде, стал блестящим работником. Выходит, прежде я блистал. Тем тяжелее было сознавать, что я огорчаю коллег своей нынешней далеко не блестящей формой [35].