Коллектив авторов - Сказания Всадников

— Молодой человек, подождите. Простите, что спрашиваю, но кто у вас здесь?

— Я, — Рома шмыгнул носом, — я просто навещал друга.

— …Рома, мы дико опаздываем! Автограф сессия уже через десять минут. Потом встреча с издателями и я забронировала билеты на ночной рейс до Москвы. Ты меня слышишь, Рома? — в гостиничный номер вихрем ворвалась девушка в цветастом пальто поверх коктейльного платья. Выбритая с одной стороны черепушка ни капли не умаляла её женственности.

На звонки Рома не отвечал весь день, на презентацию не явился. Что ей оставалось делать, кроме как прийти за ним самой.

На входе Настя споткнулась о высокие Ромины ботинки и чертыхнувшись на цыпочках стала пробираться вглубь номера. На столике в гостиной она обнаружила стакан с морковного цвета соком и рассыпавшийся пузырек таблеток.

— Твою мать! Рома, что ты наделал? — Настя бросилась в спальню, больно стукнувшись о дверной косяк плечом, и на ходу набирая номер «Скорой».

Рома сидел на полу у окна, обнимая большую плюшевую панду.

Настя сбросила звонок и осторожно подошла.

— Ром, что случилось?

— Женька, она… её нет.

— Стой, ни слова больше. Завтра летим в Питер. Ни о чём мне волнуйся, я все устрою. Всё перенесем. А сейчас тебе надо поспать.

Павел Аркадьевич затворил калитку за вечерним посетителем и вернулся посмотреть, к кому он приходил. На свежей насыпи у креста лежал букет красивых роз и маленькая бархатная коробочка.

«Ромка-Ромка. Я так не хочу делать тебе больно, но не попрощаться просто не могу. Эта болезнь, она очень быстрая сволочь, и мы, наверно, уже не увидимся.

Я прочла твою книгу, Ромыч. Она замечательная. Я же тебе говорила. Прости меня, Ромка, если я тебя обидела и не грусти обо мне. Я ведь о тебе только радуюсь.

Обнимаю тебя, мой Зайка, и верю, ты найдешь ту, которая оценит танец твоего сердца».

Что о себе сказать, не выражая звука? Я ветер и немного тишина, что в сердце отразилась паузой без стука. Быть может я в преддверии рассвет, без ярких красок, лишь палитра эха, немое отражение преград, что утро замечает в полумраке света. Я первые шаги в тумане дня, переливающиеся отголоском солнца, журчание вчерашнего дождя, росою обласкавшего оконце.

Наверное, я смятая постель, уставшая ласкать чужое тело или же первый призрачный букет, тот самый не подаренный в то лето. А может, я случайные слова, что улетели, не сорвавшись в звуки, так и оставшиеся в тишине молчать, храня в душе раскаяния муки. Я ветер и немного тишина, тот самый бриз, последний перед штормом, и темная, но полная луна, что иногда скрывается за солнцем.

Кто же я? Туман среди развалин и в то же время, ветер, обрушившийся с гор. А если приземлиться к человеку, и рассмотреть себя как чистый лист, я обещание из прошлого кому-то, ребёнок, что не хочет повзрослеть.

Но если же без мистики, серьёзно, тогда возможно написать и в двух словах, я женщина и мама, всё так просто, желающая жить, любить, мечтать. Немного романтичная особа, с горячим сердцем и холодной головой, мудра наверно опытом ошибок, непостоянна я, как пламя над водой.

Ночь постепенно брала в плен город. Мягким касанием сливалась с тенями улиц, томно и нежно ласкала здания, оставляя тёмные поцелуи на крышах. Тихой поступью двигалась от дома к дому, соблазняя шаловливыми обещаниями, звёздной россыпью, игриво и незаметно погружая во мрак.

Ангел сидел на одной из крыш и наблюдал за нескромным прелюбодеянием ночи и города. Он так давно здесь не был, можно сказать почти вечность, с тех самых пор как был человеком. «Как же всё-таки прекрасен мир,» — думал Ангел. «И ещё более прекрасно его отражение в глазах людей. Почему я раньше этого не замечал? Почему пропустил в жизни столько красоты? Куда-то бежал, торопился, к чему-то стремился, смотрел на результат, видел цели, а на самое удивительное в жизни не обратил внимания.»

— Тоскуешь о прошлом воплощении? — присаживаясь рядом, спросил Ангел постарше, — Я заметил, ты последнее время довольно часто бываешь в этом городе, а потом подолгу летаешь между звёзд, словно стараешься что-то забыть. Тебя тянет к той, человеческой жизни? — интересовался один Ангел у другого.

— Не знаю, что это тоска, желание вернуться, или просто ностальгия, но меня всё больше тянет сюда, в это место, к тем, кто там внизу.

— А если бы тебе предоставилась возможность снова стать человеком, тем, каким ты был раньше, с тем же набором качеств, характером и талантом, вернулся бы в прежний облик? — поинтересовался Ангел постарше.

Другой Ангел задумался.

Когда он был человеком, то самым обычным, ничем не выдающимся, среднестатистическим жителем планеты. Можно сказать простым муравьём в огромном муравейнике жизни. Нет, у него конечно были какие-то способности, данные от рождения и приобретённые, о которых он то ли не знал, то ли забыл или же не ведал, как раскрыть. Ещё был особенный дар любить людей не смотря ни на что, а скорее вопреки, а так же бунтарский дух и неуёмная тяга к справедливости, к знаниям, к поиску истин. Была у него и тёмная сторона, которая умело досаждала его внутреннему свету, толкала порой на опрометчивые поступки, поднимала и будоражила страсти, добавляя сумбура, а то и проблем в жизнь. Хотел бы он стать тем же человеком?

— Не уверен, — ответил Ангел.

— А если можно было бы вернуться, но изменённым, например, без ненужных на твой взгляд качеств, но приумножив оставшиеся или какие-нибудь выборочные, т.е. при возвращении ты был бы более талантлив в чём-то, или обладал какими-то невероятными способностями, явно отличающими тебя от других? — не унимался Ангел постарше.