Альфред Дёблин - Пощады нет

На фабрике он усиленно работал. Возвращаясь домой, он думал: это не ревность, это — боль, которая подкатывает к горлу при мысли о ней, она может отравить ему всю работу. И когда он ступил в светлую и теплую переднюю своей квартиры и горничная взяла у него из рук пальто, шляпу и трость, он вытер себе лоб: ужасно, что это вошло и в мой дом.

В Юлии не было ничего вызывающего. Наоборот, она казалась внимательной, обязательной, была разговорчивей обычного.

Следя за Юлией (что он проверял: верность Юлии, ее любовь? Нет, он проверял прочность здания, воздвигнутого им для себя), он натолкнулся на нечто такое, чего не искал. В эту зиму, в эту тяжелую зиму кризиса, Карлу доставляло удовольствие наметившееся сближение его с очень достойными и надежными кругами. Это были родственники Юлии — «офицерская камарилья», как называл их Эрих. В числе лиц, общество которых ему было особенно приятно, была семья майора, брата государственного советника, отца Юлии. Это были строгого нрава, уверенные в себе люди; жена майора красотой не отличалась, но происходила из знатного рода. Известно было, что майор с семьей терпели когда-то нужду, но затем жена неожиданно получила наследство, майор вышел на пенсию, они жили часть года в городе, часть — в провинции, как раз в той, где родился Карл. Здесь находилось именье родных жены, фамилию которых, произносимую всегда с большим почтеньем, Карл не раз слышал в детстве. Дочери были предметом затаенного горя майора; высокие и крепкие, они, во-первых, все были дочерьми, а, во-вторых, ни одна из них не обладала какими-либо практическими знаниями, словом, — это был туго сбываемый товар. И красотой, по установившейся семейной традиции, они, как и мать, тоже не отличались.

В этих офицерских кругах кризис оживленно обсуждался, но не вызывал тревоги: несомненно, хозяйственные дела довольно плохи, но вопрос решается не деньгами, а мечом. Такие речи, именно такие речи Карл слушал с удовольствием. Его тревожили деловые неурядицы, его партнерами по биллиарду стали майор и военный священник, однополчанин майора.

Однажды, когда они играли очередную партию, Майор предложил осмотреть всем обществом фабрику Карла. Предложение было принято, Юлия и жена майора присоединились. Мощные установки произвели на гостей большое впечатление, Карла это радовало, в особенности потому, что это происходило в присутствии Юлии. Обошли сушильные установки, постояли около фанерного пресса, понаблюдали за работой машины, наносившей клей. Посетители поражены были, увидав, как дерево, для придания ему гибкости, обрабатывается паром. В маленькой камере дерево разогревалось, а затем зажималось между валиками и на нем выдавливались рельефы. Здесь из фанеры изготовлялось подобие кожаных обоев. А как восхищались гости обилием света и чистотой во всех залах. На многих машинах одеты были предохранительные кожухи или проволочные решетки. Карл демонстрировал гостям (он знал, что интересует профанов) механический транспортер для стружки, пылеочистительную установку: к станкам вплотную подходили всасывающие колпаки, разветвленный трубопровод вел от отдельных машин к установленному на большом расстоянии мощному всасывателю, который отделял стружку от пыли; отсюда стружка непосредственно поступала в вагон, так как она шла еще в употребление.

Назавтра после осмотра между майором и его женой произошел после обеда разговор. Жена майора расхваливала фабрику и ее владельца.

— Мы плохо используем наших милых родственников, — сказала она.

Речь шла о деньгах. Жена майора недовольна была старым адвокатом, который вел их дела.

— Я потеряла к нему всякое доверие. Он глохнет со дня на день, уж просто сговориться с ним — и то трудно. Он совсем не поспевает за жизнью. Нам нужно сменить его.

Майор согласился с женой и опрокинул в горло рюмочку. Вообще-то майор всегда воевал со своей женой, но тут он был с ней заодно:

— Старик совершенно не понимает, чем нам грозит падение валютного курса. Он считает, что в нашей стране это невозможно. Но кто может знать?

— Тише, разве можно говорить такие вещи вслух! Будь осторожен.

— Во всяком случае, Карл дельный человек.

И, в конце концов, с какой стати мы будем терять наши капиталы из-за каких-то идиотских валютных историй?

Мысль — остаться на улице с женой и детьми или жить на пенсию, довольствуясь честью, пугала майора.

Не прошло и двух дней, как этот высокий, упитанный господин уже с утра сидел у Карла в кабинете и громко болтал:

— Вы читали мемуары нашего почтенного дипломата? Только теперь, после его смерти, узнаешь все. Он играл на бирже. Некрасивая штука, что ни говорите.

— Очень неприятно, дорогой майор. Следовало бы выбросить эти страницы из книги.

…Мне нельзя уйти отсюда с пустыми руками, иначе моя женушка вырвет мне все волосы.

— Говоря без околичностей, я ломаю себе голову над задачей — что делать с ценными бумагами? Вы ведь знаете, что, в сущности, капиталы эти — собственность жены. Курсы скачут вверх и вниз — проваливаются в тартарары, взлетают в поднебесье. Мне нужен какой-нибудь трюк.

— Очень польщен, господин майор. В своем деле я — плохо ли, хорошо ли — но разбираюсь. А уж в банковских операциях я, право, не мастак.

— Знаем. Никогда не считали вас банковским жеребчиком. Именно поэтому. Кто, если не мы сами, поможет нам удержаться на поверхности. Это общий вопрос, нынче все должны стать плечом к плечу. Не отговариваться никакой усталостью.

Карл любезно улыбнулся.

— Еще раз очень польщен, что вы обращаетесь ко мне за советом. Но если бы я дал вам совет, то только один: не слушайте моего совета.

— Мы устроим все в лучшем виде, милый друг. Мы снимем с вас ответственность.

И Карл услышал предложение, высказанное по капелькам, осторожно, — предложение, сперва удивившее его, а затем потрясшее (меч и деньги!).

Выслушав до конца майора, изложившего со множеством оговорок и уверток свою мысль (к концу майор перешел на шопот), Карл сперва ответил молчанием, что майор истолковал, как желание Карла подумать, на самом же деле Карл хотел лишь притти в себя. Он встал.

— Я вас понял, — сказал он и подошел к окну.

Может быть, он ослышался, хорошо, если бы это было так, но — вот он сидит, он не шутит. Он говорит с полной серьезностью. Боже мой! Он предлагает сплавить его деньги за границу. Вот до какой степени обнаженным предстало все перед Карлом, когда он, пустившись по следу Юлии (чтобы проверить прочность своего здания, чтобы не разоблачить самого себя, чтобы приковать Юлию, ибо и его самого однажды приковали), стал в эту тяжелую зиму бывать в обществе. Позор. Бессовестный малый. Он оскорбляет меня, я — коммерсант, а для него это значит — мошенник.