Альфред Дёблин - Пощады нет

Это были их последние любовные встречи. Без единого слова с обеих сторон они прекратились. И это был факт. Это был ломающий основы, осязаемый и в то же время непостижимый факт, выросший из мнимой пустоты их чувства, он заполнил пространство между стенами их жилища, постоянно витал около детей, над мебелью. Никто этого не видел, но стоило открыть дверь, как это сразу же настойчиво давало себя чувствовать. Карл знал, что на этом дело не кончится.

Но он все-таки испугался, когда в одно воскресное утро, садясь ровно в девять часов к столу, услышал: барыня еще спит. Она спала сегодня, в воскресенье. Это был его день. Нет, он никому не позволит нарушать порядок в своем доме, он не станет потакать Юлии, достаточно ему тяжело уже вне дома. Он напился кофе один, встал, позвонил горничной и начал с ней хозяйский воскресный инспекционный обход квартиры; перепуганная девушка хотела разбудить барыню, но он безмолвно покачал головой. Мимо комнаты Юлии, погруженной в тишину, прошли, не заходя; Карл сказал, что сюда можно будет заглянуть после обеда. В музее он дотронулся до руки своего жестяного рыцаря: как тебе нравится это, старина? Затем, против всяких правил, он решил зайти в детскую, но не с тем, чтобы проверить, все ли в порядке, нет ли где пыли, не потрепана ли обстановка, а чтобы посидеть с детьми.

Девочке, Юлии-младшей, было одиннадцать, мальчику, Карлу-младшему, — девять лет. Коридор, в который выходила детская, устлан был толстой дорожкой, дверь стояла открытой, Карл слышал голос фрейлейн. Фрейлейн читала о короле «Синяя Борода», у которого было много жен и который убивал их одну за другой, пока не попалась ему одна очень хитрая жена: она раскрыла его дьявольский план. Карл дослушал сказку до конца, он слышал, как Юлия-младшая часто перебивала фрейлейн, ей не терпелось, она сердилась:

— Какой гадкий, он и ее убьет, и ее тоже.

Но когда фрейлейн объявила: — Теперь, наконец, пришла расплата, — девочка взвизгнула и бросилась целовать фрейлейн.

Карл осторожно заглянул в комнату из темного коридора. Юлия-младшая, обняв за шею фрейлейн, сидевшую на парте в черном воскресном платье, прижалась щекой к ее щеке и вне себя от возбуждения смотрела в книгу, очевидно, на картинку. Сбоку, скрытый дверью, что-то мастерил Карл-младший, слышно было, как он стучит молотком, вот он побежал, пересекая наискось комнату, за заводным паровозом; паровоз наехал фрейлейн на ботинок; фрейлейн, поглядев вниз, рассмеялась, Карл-младший, ни слова не говоря, снова завел игрушку. Тут Карл откашлялся, шире раскрыл дверь и переступил порог.

Испуг. Все застыли, словно застигнутые на месте преступления. Фрейлейн, стоя около парты, оправляла прическу и юбку, измятые девочкой. Юлия-младшая стояла около нее, опустив голову и глядя в землю. Карл-младший, стоя на коленях перед паровозом, неестественным движением заложил руки за спину. Что папе нужно? Обход ведь уже был.

Карл пересек комнату, стал у окна.

— Читайте, читайте, фрейлейн. Что это у вас за книга?

Растерянно помолчав, фрейлейн ответила сдавленным голосом:

— Ответь папе ты, Юльхен.

Девочка молчала.

Карл: — Ну, скажи же!

Девочка упорно смотрела в землю. Неожиданно она ринулась к двери и убежала.

Фрейлейн: — Она стесняется. Я сейчас приведу ее.

Фрейлейн, шурша юбками, вышла. Карл остался вдвоем с мальчиком. Тот все еще стоял на коленях.

— А ты, Карл, слышал, что читала фрейлейн?

Мальчик встал, серьезно и пристально взглянул на отца, продолжая держать руки, перепачканные смазочным маслом, на спине. На вопрос отца мальчик энергично замотал головой.

— У тебя, наверное, грязные руки?

Мальчик снова замотал головой, но затем чуть слышно выдохнул:

— Я сейчас вымою их, — и, не оглядываясь, метнулся вон из комнаты.

Карл остался у окна один. Какое странное воскресенье! Все бегут от него. Надо взять себя в руки, вероятно, у него очень угрюмый вид.

Вернулась фрейлейн, ведя за руки обоих детей. Юльхен пришлось наказать, и она, отвернув голову, всхлипывала. Карл-младший немедленно пустил в честь высокого гостя поезд по рельсам, сам же, вытянувшись по-военному, остановился у полки с игрушками, не бросаясь за паровозом, дожидаясь похвалы. И Карл кивнул. Мальчик просиял. Тогда наблюдавшая за отцом и братом Юлия-младшая решительно сняла с полки огромную куклу, подошла и протянула ее отцу. Карл вытер девочке слезы.

Это были его дети. Какие они были большие, как самостоятельно они двигались. Надо быть с ними поласковей, но попробуй-ка улыбнуться! Мальчик, отстранив сестру, потянул за собой отца.

— Ты можешь прибить мне семафор?

И Карл, волей-неволей, стал возиться с кусочками жести; глядя на свои пальцы, перепачканные машинным маслом, он рассмеялся. Тогда Карл-младший в восторге показал ему свои снова вымазанные маслом ручонки. Фрейлейн строго поглядела на него. Но хозяин, продолжая стучать молотком, пояснил:

— Да без масла никакая машина не пойдет.

Наконец, он поднялся и мягко сказал:

— А теперь у меня дела.

Юлия-младшая подскочила, предупреждая его, к двери. В эту минуту по коридору, шурша светлым утренним платьем, прошла мадам. Она обернулась к мужу:

— Карл? Ты здесь?

И зевнув: — Прости, я так крепко спала.

Он извинился за то, что не может подать ей руку — она в масле. Юлия удивленно раскрыла глаза. В столовой Карл был ласков, задумчив, говорил о детях; сидя против нее, подперев рукой голову, он смотрел, как она, против всяких правил, одна медленно пьет свой кофе. Сильно заинтересованная, она разглядывала его. Жаль, что я так поздно вышла, я с удовольствием поглядела бы, как он играет с детьми, может быть, он когда-нибудь вспомнит, что я — мать этих детей.

А он — он сегодня, в воскресенье, должен был совершить обход один, в сопровождении горничной, а потом искать пристанища у детей… Обида засела глубоко.

На кухне не умолкали возбужденные голоса, сияющая горничная стояла у плиты около кухарки, барин, оказывается, вовсе не такой сердитый, о, он страшно взыскательный, но такой деликатный, с ним в десять раз скорей договоришься, чем с этой ленивой барыней, она отговаривается мигренью только для того, чтобы увильнуть от обхода. Горничная и кухарка были взбудоражены и, вне себя от любопытства, ждали развития событий. Пришла фрейлейн, самолично вынесшая на кухню поднос с остатками детского завтрака; фрейлейн была сама не своя, кухарка и горничная косо оглядывали белоручку, которая снизошла до них, Сами посудите: теперь не знаешь, можно позволить мальчугану возиться с маслом или нельзя, он показал хозяину свои грязные руки, и тот лишь рассмеялся: вы что-нибудь понимаете?

Кухарка продолжала возиться у плиты, горничная делала вид, что ничего не слышит, обе предоставили фрейлейн возмущаться. А вечером этого воскресенья жених горничной, зайдя за ней, застал ее в чертовски игривом настроении, она плавала в таком блаженстве, какого давно не знала. Навестившая же фрейлейн сестра застала фрейлейн в слезах, — неприятности с хозяевами, дети получили шлепки, сидят один — в одном, другой — в другом углу.