Альфред Дёблин - Пощады нет

Общее положение значительно обострилось. По мере того как безработица росла, депрессия захватывала все новые и новые миллионы обитателей тесных жилищ, мощные же заводы и фабрики попрежнему стояли на своих местах, здания банков попрежнему блистали великолепием своих фасадов, поезда попрежнему шли во всех направлениях. Началось полевение рабочего класса. Рабочая партия и профессиональные союзы за период высокой конъюнктуры стали еще смирнее, еще кротче, ибо, когда нечего защищать, ржавеет оружие, мускулы обмякают и зарастают жиром. Теперь начался давно предсказанный раскол: кто был сыт и лишь боялся завтрашнего дня, тот оставался около старых вождей. Новые смело смотрели в глаза врагу и сплачивали против него свои ряды. Они стремились к борьбе и сражениям. Они не походили на тех, кого знал Карл в дни своей юности: это были не одиночки, бравшие на мушку отдельных врагов, это была масса, сплоченная, как и противник, угрожавший ей.

Надо было как-то смягчить остроту положения. Создалась жилищная нужда. Как она возникла? Особого прироста населения за прошлые годы не произошло, и дома не настолько обветшали, чтобы их надо было сносить. Дело было в квартирной плате. Домовладельцы должны были платить по ипотекам и другим обязательствам. Источником дохода домовладельцев была квартирная плата. Ну, а если плата эта катастрофически снижалась, что было делать? Нельзя было допускать такого снижения, и домовладельцы объединились для борьбы против обесценения их домов, квартиронаниматели тоже объединились и… стали переселяться в более дешевые квартиры. Таким путем возникло это новое невероятное явление: длинные ряды домов наполовину пустовали, чудесные кварталы особняков приходили в упадок, в пределах самой столицы и между провинциальными городами началось «переселение народов». Это было опускание целых слоев, в результате беспощадных ударов, нанесенных кризисом. И оттого, что машина была так усовершенствована и труд так тщательно продуман, оттого, что бетонный дом можно было легко построить в две недели, большие людские пласты переселялись из светлых комнат в темные, из просторных — в тесные, из свежих — в затхлые. Как от чумы, бежали люди из красивых, здоровых новых построек в жалкие, старые дома. Для толп безработных надо было придумывать иной выход, ибо, с одной стороны, приходилось защищать интересы домовладельцев, с другой — очень уж наседали союзы квартиронанимателей. И вот, поодаль от домовладельцев (чьи дома, конечно, попрежнему, пустовали), городские власти начали строить жилые бараки.

Цех за цехом вновь открывались на фабрике Карла. Опять зажужжали и завизжали пилы; до чего больно было смотреть на блестящие машины, которым столько времени пришлось молчать, безумие остановило их, и как только снова загудели моторы, сразу стало легче дышать: в мире все-таки сохранилась еще крупица разума.

Фабрика начала изготовлять серийную, простейшую мебель для оборудования бараков. Приняты были, правда, в небольшом количестве, новые рабочие. Карл действовал так, точно чувствовал, что работа и утверждение себя в этом мире, какой он ни есть, — главное, хотя бы семья и не давала радости, а дети росли без отца. До сих пор его счастливая семейная жизнь считалась исключением, теперь он, Карл, ничем не отличался от других, что же в этом особенного?

В большой, богато обставленной квартире Карла Собиралась теперь часто вечерами группа крупных промышленников, объединившихся для обсуждения связанных с кризисом трудностей. На одном из таких заседаний, которое происходило в музее — фрау Юлия собственноручно сервировала на круглом столе чай (они соблюдали видимость согласия), Карл, чувствуя за спиной своего старого приятеля — жестяного рыцаря, — сказал друзьям:

— Кризис свиреп. Не мы его создали. Вероятнее всего, он — следствие какого-то порока в вашей экономической системе. Но разве мы придумали эту систему? Может кто-нибудь указать нам более совершенную систему? Имейте в виду: если какая-нибудь заковыка и не видна сегодня, то она обнаружится завтра. Пусть нам не морочат голову утопиями. Мы не сидим сложа руки, благоденствуя на свои ренты. Пусть нам не навязывают рецептов, как осчастливить мир. Времена нынче для фантастики и эксцентричности неподходящие. Когда человек голодает, он требует хлеба, а не царства небесного. Итак, к делу. На меры по части социального обеспечения жаловаться не приходится. Издаются законы, позволяющие так глубоко залезать к нам в карман, что мы чуть ли не вынуждены приостанавливать производство. Мы — промышленники — дошли до предела, когда нам приходится сказать правительству: вот черта, и за нее нельзя выходить. Будьте добры обратить свой взор в другую сторону, а нас, которые покорно давали — это не преувеличение — грабить себя, оставьте в покое, ибо мы в нем нуждаемся. Еще два года такого кризиса и внутреннего напряжения — и все деньги скроются по чулкам и кубышкам или утекут за границу. Мы будем сметены с лица земли, а страна — превращена в развалины. Правительству останется только армия, которую оно не сможет оплатить.

Седобородый председатель союза поглядывал на Карла с тревогой и любопытством. Этот человек и в самом деле иного полета, чем его добродушный дядя, и симпатичнее он (какая нетерпимость в тоне) с годами не стал.

— Итак, коллега, что вы предлагаете?

Карл одним взглядом окинул предметы, составлявшие обстановку его роскошной гостиной, драгоценные шкафы, византийскую лампу (кто держал и переносил на своих руках эти вещи, чьим языком говорили они?), стол в дальнем углу и на нем оловянный подсвечник с зажженными свечами; от бюста, стоявшего в этом полутемном углу, на стену и потолок высоко легла, сломавшись, черная тень человеческой головы, над Карлом пронеслось виденье, но он не уловил этого воспоминания — сидящая на кухне мать, отчаявшаяся, беспомощная, выброшенная на ту самую улицу, по которой ему суждено было позже блуждать.

— Методы борьбы с кризисом, его последствиями и причинами, применяемые в широких масштабах, явно метят не только в кризис. Бьют по мешку, а имеют в виду осла. Осел — это мы. Не видно стремления улучшить состояние промышленности, как-то регулировать, находить соглашение по спорным вопросам в области производства. Налицо лишь стремление уничтожить нас. Так пусть уж открыто скажут, что они хотят наложить свою руку на производство. Нельзя допустить, чтобы государство придерживалось в настоящий момент политики мирного времени. Незачем соблюдать декорум. Какова должна быть прямолинейная политика, опирающаяся на нас и на военную силу, по отношению к партиям агрессивным — это ясно. Надо заблаговременно сорвать маски с коноводов этих партий. Остальное приложится. (Очистить улицы!)