Шанель Клитон - Когда мы покинули Кубу

Я достаю коробку из земли и снимаю крышку. Отец не сентиментален, и сейчас я этому даже рада. Никаких фотографий и прочих памятных вещиц в сундучке нет: он весь набит ювелирными изделиями, деньгами и другими ценными вещами, которые мы в свое время не смогли увезти с собой.

Теперь у меня в руках достаточно весомых аргументов, чтобы я смогла убедить кого-нибудь рискнуть жизнью ради моего возвращения во Флориду. Мне, конечно, больно думать о том, что придется оплатить свое спасение фамильными ценностями. Но, честно говоря, лучшего применения им сейчас не найти. Отец, я совершенно уверена, согласился бы со мной. То, чем мы когда-то дорожили, теперь уже не кажется таким важным.

Поднявшись с земли с коробкой в руках, я опять слышу тот шум, который приняла за шорох пальм. В следующую секунду луна выходит из-за облака, и я вижу перед собой человека с пистолетом, направленным мне в грудь.

Сундучок, выпав из моих рук, со звоном ударяется о лопату. Я перевожу взгляд с дула пистолета на лицо того, кто его держит. Хотя мы не виделись два года, я тут же вспоминаю, кто это. После наших встреч в Хайалии мы оба проделали долгий путь.

– Хавьер?

Он утвердительно фыркает.

– Вы приехали сюда за мной?

– Нет, я уже довольно давно вернулся на Кубу. И вот услышал, что вы тоже здесь объявились.

– Кто вам сказал?

– Какая разница? Шпионы ЦРУ считают себя большими мастерами по части хранения секретов. Собственное высокомерие мешает им понять, что есть люди не глупее их, которые эти секреты благополучно выведывают.

– Фидель вам этого с рук не спустит, – говорю я более уверенно, чем себя чувствую. – Он хочет, чтобы я передала американцам сообщение от него.

Хавьер пожимает плечами.

– Он ничего не узнает. Тела не найдут.

– Что же вы со мной сделаете?

– Застрелю и выброшу в океан.

– Чем я вас настолько обидела?

– Рамон приходился мне двоюродным братом.

Так вот как Клаудия была связана с хайалийской группой! Сейчас я уже ничему не удивляюсь, но Дуайеру все-таки не мешало бы меня предупредить.

– Он сам убийца.

– Клаудия получила по заслугам. Она предала свой народ.

– Это с какой стороны посмотреть.

– Она работала на ЦРУ, как и вы. Значит, была предательницей, как и вы.

Я смеюсь.

– А вы тогда кто? Герой-освободитель Кубы? Ваши собрания в Хайалии – это же было просто смешно! Вы пудрили мозги детям, чтобы они играли в революцию, ничего о ней не зная.

– Как ваш Ли Харви Освальд?

У меня по коже пробегает холодок. Хавьер продолжает:

– Легко вдохновлять американцев, которым непременно хочется связать себя с чем-то более значительным, чем они сами. Легко привлечь их на свою сторону, если они бредят славой, добытой в бою. Полагаю, примерно те же методы ЦРУ использовало, вербуя вас. Что они вам сказали? Вы получили шанс спасти Кубу? Американцы не брезгуют вмешательством в кубинские дела. Пытаются свергнуть наше правительство, как будто никогда ничего не слышали о государственном суверенитете. Почему мы должны вести себя с ними иначе?

Мои глаза сужаются.

– Это вы меня разоблачили?

– За день до своего исчезновения Рамон через связного попытался навести о вас справки. Он видел, как вы на какой-то вечеринке разговаривали с советским полковником. Моя тетя попросила меня разобраться. Когда я узнал ваше имя, я вспомнил, что мы встречались в Хайалии. Рамон был у моей тети единственным сыном. Я пообещал ей за него отомстить. Если сведения, которые я собрал о вас, верны, вы должны меня понять.

– Значит, дело касается не только Кубы. Для вас это тоже личное.

Вместо ответа Хавьер взводит курок.

Я хватаюсь за лопату и высоко взмахиваю ею. Едва ли мне удастся избежать смерти во второй раз, но попробовать стоит. Я опускаю лопату, но, прежде чем она успевает соприкоснуться с головой Хавьера, раздается выстрел.

Лопата падает у меня из рук, я сжимаюсь в ожидании боли, но ничего не чувствую.

И крови на мне нет.

Зато Хавьер падает на землю.

За ним стоит Эдуардо с пистолетом в руках.

– Ты его убил? – спрашиваю я дрожащим голосом.

– Надеюсь.

Эдуардо наклоняется, чтобы проверить, есть ли у Хавьера пульс. Меня всю трясет.

– Мертв, – кивает Эдуардо.

– Что случилось? Где ты был? Я ждала тебя у выхода из гостиницы.

– Нас задержали какие-то полицейские. Когда мы от них отделались, ты уже ушла. Я предположил, что ты могла пойти сюда.

– Он хотел меня убить.

– Ты бы справилась.

– В этот раз – нет.

– Что с Фиделем? – спрашивает Эдуардо мрачно.

– Он знал. Еще до моего появления его обо всем предупредили. Он подпустил меня к себе, только чтобы я передала от него сообщение ЦРУ. И это все. Прости.

– Ты не виновата. – Эдуардо оглядывает двор. – Выстрел могли услышать. Давай-ка убираться отсюда. Поскорей. Мы пропустили лодку, на которую должны были сесть…

– Вот наш билет на пароход, – говорю я, поднимая с земли сундучок. Он чуть не выскальзывает у меня из рук, потому что пальцы забрызганы кровью Хавьера. Я содрогаюсь. – Поехали домой.

В доках Эдуардо находит человека, который с радостью соглашается переправить нас обратно во Флориду за остатки семейного состояния Пересов. Это совершенно абсурдная плата за проезд, но выбора у меня нет.

Кто знает, что случилось с остальными ценностями? Часть отец раздал родственникам и друзьям, часть просто исчезла, сметенная революцией, которая уничтожала все на своем пути. Какое это теперь имеет значение? Всего, что мы потеряли, даже сосчитать невозможно.

Пока Эдуардо обсуждает с капитаном условия нашего проезда, я пытаюсь стереть с себя грязь тряпочкой, любезно предоставленной лодочником, а мои глаза в эти минуты безотрывно смотрят на Малекон – пятикилометровую набережную, отделяющую город от океана.

Здесь я выросла. На этих камнях сидела, болтая ногами, мокрыми от морских брызг.

Увижу ли я все это еще когда-нибудь?

Эдуардо подходит ко мне. Я оборачиваюсь.

– Он говорит, осталось пять минут, пока можно отплыть относительно безопасно.

– Я готова. Поехали.

Эдуардо берет мое запястье.

– Беатрис… – Он сглатывает. – Я не еду.

– То есть как не едешь?

Он молчит.

Все и так понятно.

Ответ написан в его глазах. Раньше я смотрела на это лицо, как в зеркало, а теперь вижу незнакомого человека.

– Когда? – спрашиваю я.

– После Плайя-Хирон.

– Почему?

– Потому что я устал терять. Устал от того, что ЦРУ меня использует. От того, что американцы дают обещания, которых не выполняют. Наконец, я захотел домой.

– Но ведь Фидель все отнял у тебя и у твоей семьи.

Эдуардо хватает такта смутиться.

– Похоже, он решил частично компенсировать мне потери.