Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

Женщина — молодая доминиканка с двумя маленькими детьми, — не обратила на него никакого внимания.

— Г’ван, Хоакин! Чем больше я пью, тем лучше ты играешь, — крикнул он в сторону сцены.

Несколько человек поблизости, сраженных мастерством музыкантов, улыбнулись замечанию, но глаз от группы не отвели. Хоакин был в ударе. Банда громыхала дальше. Пиджака они не заметили.

— Ча-ча-ча! — задорно тараторил Пиджак. — Играйте, хорошие мои! — сделал еще глоток «Конга», повел бедрами, потом гаркнул: — Лучшие бонго на свете!

Последняя шутка вызвала улыбку на лице доминиканки, и она скосила на него взгляд. Увидев, кто это, она тут же забыла про улыбку и попятилась, притянув к себе детей. Мужчина поблизости заметил ее отступление, увидел Пиджака и тоже попятился, а за ним — второй.

Пиджак ничего не замечал. Пока вокруг редела толпа, он завидел в первых рядах перед группой знакомую шляпу Сосиски, кивавшего под бачату с сигарой в зубах. Пиджак пробрался через толпу и хлопнул Сосиску по плечу.

— Что празднуем? — спросил он. — И где надыбал такую сигару?

Сосиска повернулся к нему и застыл, распахнув глаза. Нервно озираясь, вынул сигару изо рта и прошипел:

— Ты что здесь делаешь, Пиджачок? Димс вернулся.

— Откуда?

— Из больницы. Из дома. К нам.

— Ну и хорошо. Пусть и в бейсбол тоже возвращается, — сказал Пиджак. — Еще сигары не будет? Не курил сигар лет двадцать.

— Ты оглох, что ли?

— Хватит шуметь и дай сигару. — Он кивнул на свой нижний карман пиджака, где заныкал бутылку «Конга». — У меня тут при себе горилла. Будешь?

— Не здесь, — прошипел Сосиска, но потом метнул взгляд в сторону флагштока, увидел, что все чисто, выхватил бутылку из кармана, быстро приложился и вернул на место.

— С чего вдруг сигара? — спросил Пиджак. — Сестра Бибб наконец залетела?

Сосиску не обрадовало упоминание церковной органистки и его периодической любовницы.

— Не смешно, — буркнул он. Достал сигару изо рта с неловким видом. — Я выиграл спор, — пробормотал он.

— И кто проспорил?

Сосиска глянул на Хоакина, который уставился на кого-то со своих ступенек, и весь вдруг побледнел. Более того, Пиджак заметил, что теперь вся группа Los Soñadores уставилась на кого-то — на него. Музыка, которая и до этого еле хромала, замедлилась до еще более вялого цоканья.

Пиджак достал из кармана «Конг» и прикончил остатки, потом кивнул на Los Soñadores.

— Скажем прямо, Сосиска. Они не «Глэдис Найт и Пипс». Чего это Хоакин достал своих из нафталина?

— А ты надпись не видишь?

— Какую надпись?

Сосиска показал на слова, которые группа нацарапала на картонке: «С возвращением, Суп».

— Суп Лопес откинулся из тюрьмы? — с удивлением спросил Пиджак.

— Так точно.

— Хвала богу! Я думал, Супу дали семерку.

— Дали. Вышел через два.

— А за что он сел-то, напомни? — спросил Пиджак.

— Не знаю. Видать, они разорились на его кормежке и отпустили. Надеюсь, сегодня он не голодный.

Пиджак кивнул. Как и большинство жителей Коза, Супа он знал всю жизнь. Это был мягкий, щуплый, тихий шибздик, который упражнялся в основном во время бега от местных хулиганов. А еще это был худший игрок в бейсбольной команде Пиджака. Малыш Суп предпочитал проводить дни дома, за просмотром «Капитана Кенгуру» — детской передачи о добром белом дядьке, чьи перешучивания с куклами и персонажами вроде мистера Лося и мистера Зеленые Джинсы приводили мальчика в восторг. В девять лет Суп разом вымахал так, как еще никто в Козе не видел. Взлетел от метра сорока до метра шестидесяти. В десять уже стал каланчой почти под метр восемьдесят. В одиннадцать перевалил за метр девяносто, и теперь ему приходилось сидеть прямо на полу в гостиной матери и гнуть шею, чтобы смотреть по черно-белому телевизору «Капитана Кенгуру», чьи кукольные выкрутасы и шуточки в этом возрасте он находил все более унылыми. В четырнадцать он вовсе позабыл «Капитана Кенгуру» в пользу новой передачи — «По соседству с мистером Роджерсом», о добром белом дядьке с куклами покачественнее. И заодно накинул еще десять сантиметров росту. К шестнадцати он перевалил за два метра, весил сто двадцать пять кило — ни единого грамма жира — и лицом был так страшен, что мог бы поезд на ходу остановить, даже будучи благодушен, как монашка. Но, увы, и в бейсбол Суп играл не лучше монашки. Несмотря на габариты, в команде Пиджака он оставался худшим игроком — отчасти потому, что из-за роста его страйковая зона стала размером с Аляску. Плюс Супу была чужда сама мысль ударить по мячу или чему угодно другому.

Как и многие из команды Пиджака, Суп пропал с радара козовских взрослых, когда вошел в лабиринт переходного возраста. То он делает очередной страйк под гогот команды противников из Вотч-Хаусес, а то уже слышишь, что Суп попал в тюрьму — во взрослую тюрьму — в семнадцать лет. За что он туда попал, никто как будто не ведал. И неважно. В Козе все рано или поздно проходили тюрьму. Будь ты такой маленький, что можешь просочиться в трещину в тротуаре, или будь ты ракетой, что проходит звуковой барьер, все едино. Когда общество обрушит тебе на голову молот правосудия, деваться будет некуда. Супу дали семь лет. Неважно за что. Важно то, что он вернулся. И это — его праздник.

— Славно, что он вышел, — сказал Пиджак. — Он был… ну, не скажу, что хорошим игроком. Зато всегда приходил! И где он?

— Запаздывает, — сказал Сосиска.

— Он бы сгодился в тренеры для команды, — радостно сказал Пиджак. — Поможет снова завести игру.

— Какую игру?

— Игру против Вотч-Хаусес. Об этом я и подошел к тебе поговорить.

— Забудь ты про игру, — сорвался Сосиска. — Тебе сюда даже носу казать нельзя, Пиджачок.

— Что ты ко мне пристал? Не я же устроил ча-ча-ча в девять утра. На Хоакина и бреши. Ему бы сейчас надо цифры в окошке принимать. Людям на работу пора.

Словно услышав его, группа прекратила музыку. Пиджак оглянулся и увидел, что Хоакин направляется внутрь.

— Суп еще не пришел! — громко сказал кто-то.

— Мне пора открываться, — бросил Хоакин через плечо. И пропал в подъезде вместе со своей группой.

— Не ставки его волнуют, — проворчал Сосиска. — Хочет спрятаться, пока не началась пальба.

— Какая пальба?

Мимо Пиджака и Сосиски протолкнулись несколько человек, выстроившись в неровную очередь под окном Хоакина. Тот медленно, неохотно открыл его и высунулся. Взглянув по сторонам и убедившись, что все чисто, он начал принимать ставки.

Пиджак кивнул на окошко и сказал Сосиске:

— Будешь сегодня ставить?

— Пиджак, вали отсюда к черту и…

— Сосиска! — раздался пронзительный голос. — Ты будешь флаг поднимать или нет? — Сосиску пискляво перебила мисс Изи, которая подошла, сложив руки на груди, в компании Бам-Бам и сестры Го. — Мы ждем на скамейке уже полчаса. Где наши пончики? Ты знал, что Суп Лопес вернулся?