Пип Уильямс - Потерянные слова

— Карандаш для губ повторил очертания ее рубиновых губ, как кисть художника.

— Она репетировала, — сказал Билл.

— Я не могу записать это на листочек.

— Разве для настоящего Словаря годятся цитаты не из книг? — спросил Билл.

— Вообще-то, только из книг, но даже доктор Мюррей, насколько известно, придумывает примеры сам, если другие не могут раскрыть смысл слова.

— Это мое предложение. Хочешь — записывай, хочешь — нет, — сказала Тильда.

Я записала. Билл подлил мне чаю.

— Вы уже знаете, когда будете играть в Манчестере? — спросила я.

— Мы едем в Манчестер не из-за театра, — сказал Билл. — Тильда присоединилась к ЖСПС.

— Что это?

— Женский социально-политический союз, — ответила Тильда.

— Миссис Панкхёрст считает, ее актерский опыт может пригодиться, — сказал Билл.

— Я хорошо владею голосом. Я умею голосом передавать любые эмоции.

— И звучит он шикарно, — Билл с восхищением смотрел на сестру, и мне с трудом верилось, что он когда-нибудь ее сможет оставить.

Элси Мюррей обходила Скрипторий с конвертами в руках. Я наблюдала, как она раздавала их помощникам. Толщина конвертов зависела от опыта работы, образования и пола. Папин конверт был толстый, а мой — почти пустой, как и конверты Элси и Росфрит. Элси задержалась у стола сестры и, поговорив с ней, заколола выбившуюся из пучка прядь волос. Убедившись, что она хорошо держится, Элси двинулась в мою сторону.

— Спасибо, Элси, — сказала я, когда получила свое жалованье.

Она улыбнулась и положила мне на стол конверт побольше.

— В последнее время у тебя какой-то унылый вид, Эсме.

— Нет, все в порядке.

— Ты говоришь это из вежливости. Я сама разбирала листочки и на письма отвечала, поэтому знаю, как это утомительно, — Элси вытащила из большого конверта страницу черновика и положила ее передо мной. — Отец считает, что ты можешь попробовать свои силы в редактировании.

Такая новость не вылечила мою тоску, но я все равно была рада.

— Спасибо большое, Элси.

Она кивнула с довольным видом, и я стала ждать ее обычных вопросов.

— Сегодня вечером премьера нового спектакля в Новом театре, — сказала она.

— Да.

— Ты пойдешь?

Шесть лет подряд я получала конверты с жалованьем каждую пятницу. И каждый раз Элси спрашивала у меня, на что я собираюсь его потратить. Раньше я покупала что-то для дома, но с тех пор, как я познакомилась с Тильдой, мой ответ оставался почти всегда неизменным: я пойду в театр. «Чем тебе так понравился «Много шума из ничего»?» — спросила однажды Элси. Я вспомнила Билла, его бедро, прижатое к моему, и наши глаза, устремленные на Тильду.

— Я не думаю, что пойду сегодня в театр, — ответила я.

Элси задержала на мне свой взгляд, в ее темных глазах мелькнуло сочувствие.

— Еще успеешь. Я читала, что спектакль имел большой успех в Лондоне, поэтому они рассчитывают на долгий сезон.

Только я не могла представить себе других актеров или другую пьесу, и мысль о том, что я буду сидеть в партере с кем-то, кроме Била, довела меня до слез.

— Мне надо идти, — сказала Элси и коснулась рукой моего плеча.

Когда она ушла, я взглянула на черновик, который она мне оставила. Это была первая страница новой брошюры, к краю которой был прикреплен листочек с дополнительным примером к слову misbode .

Я также увидела нацарапанное доктором Мюрреем задание: отредактировать страницу с учетом дополнений. Я вспомнила, как доставала из конверта это слово много лет назад: женский почерк и строчка из поэмы Чосера. Мы с папой упражнялись с ним целую неделю. Новая цитата привела меня в смятение: Her misboding sorrow for his absence has almost made her frantic [44] Ее печаль из-за его отсутствия довела ее почти до безумия. .

Я скучала по ним. Так же, как если бы они написали пьесу, сделали постановку и дали бы мне роль второстепенного персонажа, совсем неприметного, на фоне которого главные актеры могли проявить себя в лучшем свете. Теперь, когда они собрались и уехали, я чувствовала себя так, как будто забыла свои строчки.

Но разве разлука с Биллом довела меня до безумия?

Он дал мне то, чего мне хотелось с тех пор, как он впервые взял меня за руку. Это не была любовь, ничего похожего на нее. Он дал мне знания. Билл взял слова, которые я писала на листочках, и превратил их в части моего тела. Он познакомил меня с ощущениями, которые не могли описать даже самые красивые предложения. Когда я была на вершине блаженства, я слышала, как сливается наше дыхание, я чувствовала, как изгибается моя спина и вытягивается шея, обнажая пульсирующие вены. Да, я не устояла, но не перед Биллом. Он, как алхимик, превратил пошлости Мейбл и опыт Тильды в нечто прекрасное. Я была ему благодарна, но я его не любила.

Больше всего я скучала по Тильде. Печаль мою вызывало ее отсутствие. Она была полна идей, которые мне хотелось понять, и она говорила то, что я сама боялась произнести вслух. Ее больше волновало то, что имело для нее значение, и меньше всего она беспокоилась о том, что было для нее неважно. Рядом с ней я чувствовала, что способна на подвиги, а без нее боялась, что никогда не совершу ничего подобного.

— Снова нездоровится, Эсси? — спросила Лиззи, когда я пришла на кухню за стаканом воды. — Ты выглядишь немного бледной.

Миссис Баллард поливала бренди рождественский пудинг, который она приготовила еще несколько месяцев назад. Она посмотрела на меня прищуренным взглядом и нахмурила брови. Лиззи налила мне воды из кувшина, а потом принесла из кладовки печенье.

— Печенье из магазина, миссис Би! — воскликнула я. — Никогда бы не подумала, что оно может храниться у вас в кладовой.

Она заморгала глазами, и лицо ее смягчилось.

— Доктор Мюррей просит меня покупать «Маквитис». Говорит, оно напоминает ему о Шотландии.

Лиззи протянула мне печенье.

— Съешь, и твой желудок успокоится, — сказала она.

Есть мне совсем не хотелось, но Лиззи настаивала. Я села за кухонный стол и стала откусывать печенье, пока миссис Баллард и Лиззи суетились вокруг меня. Впрочем, дел у них было не очень-то и много. Когда Лиззи начала вытирать плиту в третий раз, я спросила у них, в чем дело.

— Нет, нет, детка, все хорошо, — сразу ответила миссис Баллард, и брови ее нахмурились.

— Эсме, — Лиззи наконец отложила свою тряпку, — ты не хочешь подняться в мою комнату?

Я посмотрела на миссис Баллард, и она кивком головы велела следовать мне за Лиззи. Что-то было не так, и у меня мелькнула мысль, что я действительно больна. Я сделала глубокий вдох, потом выдох и пошла за Лиззи к ней в комнату.

Мы сели на кровать. Она смотрела на свои ладони, пытаясь поудобнее пристроить их на коленях. Я взяла их в свои руки. Должно быть, у нее плохие новости. Она заболела, или, возможно, мои разговоры о свободе выбора заставили ее задуматься о смене работы. Прежде чем Лиззи успела что-то сказать, мои глаза наполнились слезами.