Дарья Истомина - Леди мэр

А Гаша орет куда-то:

— Эй, жандарм! Ты где там?

Из сада выплывает майор Лыков с милицейской фуражкой, наполненной яблоками, яблоко же с хрустом и грызет. И огрызается, правда, без особой обиды:

— А вот за «жандарма» схлопочешь у меня, Гаша… — На меня он как бы и смотреть боится. Но, кажется, обращается явно ко мне: — Эх, миляга. Я же тебя просил, Лизавета, дуй отсюда. Ну не будет тебе тут жизни. Не так — так этак. Она меня слышит, Агриппина Ивановна?

У меня в ушах сплошной гул, я почти слов не различаю.

— Слышит — не слышит… Мели, Емеля…

— Значит так, Лизавета. Лично я против тебя ничего не имею, но обязан официально предупредить: сиди тихо, не возникай. И никаких даже намеков на скандал. Ты меня слышишь?

— Да не мотай ты ей душу-то…

— У них семья, так? Зюня — отец, так? Ираида — мать, так? Гаша, помолчи! Мать она, в законе! Парень — чей ребенок? Ихний… Ячейки общества… Так что — предупреждаю…

— А что ты нам сделаешь, мент поганый? — шипит как раскаленная сковородка Гашка.

— А все. Мои наручники она еще не забыла. Камера предварительного заключения в ментовке — на месте. Так что малейшая жалоба от них на нее — и за мной не заржавеет. А что у нас такое — дело завести, она тоже знает… И близко к пацану не подходить. Она поняла?

— Я растолкую. Дуй отсюда!

— А яблочки у вас хорошие. Это еще Иннокентий Панкратыч сажал?

— Да уж не ты! Насчет сажать — это у тебя другой профиль!

— Так ведь служу Отечеству!

Лыков, козырнув, плетется к воротам и орет уже оттуда:

— Лизавет! Ты только не обижайся… Лично я против тебя ничего не имею! Ну ни при чем я! Запомни: Лыков Серега — вовсе ни при чем!

…Как-то недавно мне под руку попался дамский журнальчик, который издает в Москве некая Долорес Кирпичникова, она же просто Долли. Я с нею давно не контачу, и вообще по ряду причин мы с нею друг друга терпеть не можем. Но Долли присвоила себе некое право — писать именно обо мне. Живописать деяния некоей Туманской, Басаргиной тож. Такой летописец Пимен в платьях от Юдашкина.

Так вот эта самая Долли в красках расписала, что именно я чувствовала в Сомове в тот сумасшедший август.

По тому, как она описала мое психофизическое состояние, выходило, что я просто не выдержала того, что некая организованная преступная группировка творила с моим родным городом. Как гражданка, воспитанная в лоне высокой морали, выкованная моим дедом на наковальне социальной справедливости, я вполне осознанно подняла себя на беспощадную борьбу за благо людей, за высокую правду, за справедливость…

Этакая помесь незабвенного Павлика Морозова и среднестатистической комсомолки-доброволки, из тех, что всегда готовы быть растерзанными сибирскими медведями и росомахами, героически выкладывая рельсы Байкало-Амурской магистрали, или бесследно исчезнуть, замерзнув во время бурана на целинно-залежных землях в районе Акмолы.

Хотя, как говорил мой мудрый дед: «Сеять надо, Лизка, там, где растет… А где не растет — не сеять…»

Но осатаневшую Долли такая скукота не устраивала.

Так что, по ее словам, я…

Осененная высокими принципами…

Вдохновленная памятью о кристально чистом дедушке…

Опираясь на самые замечательные исторические примеры…

Иногда просто по-партизански…

Иногда даже по душманским рецептам…

Но всегда с открытым и пламенным сердцем…

Сдерживая страстное желание пройти по замученному врагами родному городу, передергивая затвор «калаша»…

Вопреки всем законам, нормам и правилам…

В общем — лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

Вранье все это, бред сивой журналистской кобылки…

У бабы…

То есть у женщины…

Отняли ее ребенка…

И пусть Гришку родила какая-то подзаборная тварь…

Это был мой.

И только мой ребенок.

За которого и убить можно.

С этих минут я знала, что они у меня получат еще те выборы. Не только этот поганец Зюнька. Все они.

Они захотели войны?

Она у них будет!

И хотя уже в тот же вечер Артур Адамыч бодро восклицал в дедовом кабинете — «К бою, мадам! К бою!» и даже «На абордаж!», я была холодна, как выражалась финансовая директриса корпорации «Т» Беллочка Зоркис — «как рыба об лед!».

Выключить сердце…

«И жало мудрыя змеи он в грудь отверстую задвинул…»

Или в пасть?

Впрочем, это было неважно…

Я знала, что теперь не могу, не имею никакого права допустить ни одной ошибки. Произошло то, чего я сама в себе иногда побаивалась. Заурчал и начал прогреваться мой безошибочный мозговой компьютер.

Как уже случалось, когда я спасала своего бывшего Сим-Сима и его полуразрушенную им же корпорацию.

Город Сомов был моим в детстве.

У меня его отобрали.

Задача проста — вернуть его себе.

Значит, он будет моим по новой…

И точка.

В двенадцать сорок я дала телеграмму господину Лазареву А. П.

Я принимала предложение его чиновников.

Без всяких предварительных условий!

В тот же день господин Лазарев А. П. имел рандеву с господином Захаром Кочетом. Хотя последний и не догадывался, что уже самолично успел натворить.

Лазарев А. П. у стенного шкафа меняет лётный комбинезон и прочую вертолетную амуницию на партикулярное платье. Кочет с иронической ухмылкой разглядывает его шлемофон.

— Летал?

— Последние зачеты, с инструктором. Ощущение обалденное.

— Грохнешься ты когда-нибудь на своей кофемолке.

— Сплюнь через плечо. Извини, я был не прав. Сработала твоя бюрократия. Вон телеграмма на столе…

Кочет разглядывает бланк.

— «Я согласна. Туманская-Басаргина». А почему депеша на твое имя? Предложение ей готовил и отсылал я…

— Значит, я ей больше понравился. Кстати, ей же какие-то суммы положены? На раскрутку…

— Только из городской казны.

— Все равно. Ты проследи, чтобы ее не обделили.

— Об чем речь?

— Слушай, а почему двойная фамилия? С одной стороны, она как бы уже Басаргина, а с другой — все еще Туманская.

— А черт ее знает. Знаешь, как в семьях бывает. Сегодня — «ах ты мерзавец…», а завтра — «сю-сю-сю…».

— А ты когда-нибудь видел этого Туманского? Персона-то не рядовая…

— Было дело. В Ростове… на толковище по зерну. У него элеваторы на юге…

— Ну и как он выглядит? Что за мужик?

— Господи твоя воля. Алешенька, да что это с тобой? Ты что, и впрямь уже на крючке?

— Я говорю, что за человек? Ну не могла же она жить с полным дерьмом?

— Эх, Алексей Палыч… Кто их поймет… Может, для других дерьмо… а для нее конфетка…

— Ну-ка узнай мне: где он сейчас пребывает? может ли меня принять?

— Лешенька-а-а…

— Узнай-узнай… Для дела же, Захарушка, для дела…

Через два часа на территории нашей загородной резиденции приземляется яркий трескучий вертолетик. Кузьма Михайлович Чичерюкин, который уволок Сим-Сима подальше от столичных соблазнов, недоволен — он не понимает, зачем Туманский нужен какому-то занюханному губернаторишке.