Мельхиор Верденберг - Ночные тени [litres]

– Видите ли, барышня, я привык к тому, что меня пытаются обмануть, – сказал чиновник, – но это чревато для вас скверными последствиями. Вы приписываете отцовство вашей дочери уважаемому и женатому человеку, а это является клеветой.

Понадобилось больше года, чтобы рассмотрение иска об отцовстве дошло до суда. Адвокат обвиняемого горячо отрицал отцовство своего клиента. Решительно отвергнув под предлогом наговора любой интимный контакт, он недвусмысленно пригрозил встречным иском о клевете, если истица продолжит настаивать на своих лживых утверждениях. Дескать, вполне очевидно, что после потери ею работы она добивается сделки с бывшим работодателем, который всегда проявлял великодушие по отношению к ней. Она же злоупотребляла великодушием шефа и хочет отомстить ему за увольнение, хотя ей следовало бы обратиться в суд по трудовым спорам.

Виолетта не сумела предоставить свидетелей, способных подтвердить ее интимные контакты с архитектором. Не было и ночевок в отелях, которые могли бы быть засвидетельствованы горничными или портье. Ее адвокат настоял, чтобы она рассказала о подробностях ее любовной связи с шефом. Но и свидания в его охотничьем домике не нашли подтверждений. Управляющий и лесник заявили, что никогда не видели обоих вместе. Успехом ее адвоката можно считать уже то, что подобные свидетели вообще были заслушаны судом. Однако суд не был готов признать показания истицы заведомой клеветой. Поэтому главную роль на процессе сыграл тест на отцовство, проведенный государственным институтом судмедэкспертизы при солидном университете.

Результат экспертизы был убийственным для матери ребенка. Вердикт института гласил: отцовство архитектора исключено.

Услышав вердикт, Виолетта испытала то же чувство, как тогда, когда ее оттолкнул отец ребенка. Она пошатнулась, едва не потеряв сознание. Адвокат не решился подхватить ее, но постарался не разувериться в своей клиентке, хотя факты со всей очевидностью говорили против нее.

Чиновник из ведомства по делам опеки, напротив, лишь покачал головой. Хотя отчаяние молодой женщины вызывало у него некоторое сочувствие, он даже на краткий миг не пожелал смягчить ее боль:

– Я же говорил вам, что у лжи короткие ноги. Было бы лучше, если бы вы признались мне тогда, с кем сошлись.

Он безжалостно атаковал ее, но Виолетта упорно стояла на своем. Никого другого не было. Она точно знает, кто мог быть отцом и стал им – ее шеф, архитектор.

Прошло много лет. Виолетта больше не хотела слышать о мужчинах. Она делала все, что могла, чтобы вырастить ребенка без алиментов, без поддержки органов опеки. Обеим пришлось нелегко в их маленькой квартирке на окраине города в те времена, когда отсутствие законного отца считалось позорным пятном.

По мере того как ребенок взрослел, Виолетта испытывала все большее беспокойство из-за вопросов, которые дочь начнет задавать о своем отце. Она не спала ночами, придумывая, когда и как рассказать дочери всю правду. Но поверит ли ей дочь, не станет ли упрекать?

Дочь переживала переходный возраст, когда Виолетта, однажды уступив ее настойчивым расспросам, рассказала о своей судьбе. Тогда словно плотину прорвало; она выплеснула все свои страдания, горькое разочарования из-за отца, который отрекся от собственного ребенка.

Раньше дочь и представить себе не могла всю глубину материнского горя, а теперь оно еще крепче связало ее с матерью. Она ничуть не усомнилась в правдивости рассказа. Отныне она делила с матерью горькое разочарование в своем отце.

– Архитектор заплатил мне пять тысяч франков за то, чтобы я, эксперт судебно-медицинского института, подменил пробы теста на отцовство и дал отрицательное заключение, – это сказал человек, позвонивший в тот день, когда газета опубликовала сообщение о смерти матери. Незнакомец признался в телефонном разговоре, что его мучает совесть. Своим подлогом он и сам совершил преступление, а потому годы не решался сознаться или помочь ее матери. Даже по истечении срока давности ему не хватило духу признаться, но теперь, когда она потеряла мать, он должен все рассказать ей, и только ей. После чего незнакомец положил трубку.

Она все еще сидела на переднем ряду, думала об отце, о позвонившем незнакомце и разглядывала пастора, гадая, на что способен такой человек. Отец сам от нее отрекся. Судмедэксперт лишил ее отца за пять тысяч франков. Она перевела взгляд на стену.

Пока играл орган, она представила себя идущей на гору, где растет виноградник. День – весенний, солнечный, теплый. Она все ближе подходит к особняку, окруженному строгими рядами зелени и смотрящему на далекие заснеженные вершины. На террасе стоит седовласый мужчин в традиционной куртке оливкового цвета, под которой виден округлый живот. В руках у него охотничье ружье. Он высматривает ворон.

– Отец, – кричит она ему, приветственно поднимая руки.

Он удивленно смотрит вниз, прикладывает ружье к плечу. Прицеливается и нажимает на курок.

Аминь. Панихида закончена. Пастор объявляет присутствующим, что они приглашены на поминки. Дочь проводит рукой по лицу, затем по груди. Она не ранена.

Выходя на улицу, она продолжает думать об отце. Она знает, что уже два месяца он живет в расположенном неподалеку доме престарелых. Через неделю она поступит туда на работу сиделкой.

Ресторан «Garten Ristorante Italia», Цюрих, www.coolcities.de.

Итальянский ресторан с уютным садиком находился в пяти минутах ходьбы от суда. Они приходили сюда в летние дни, как и сотрудники обеих судебных палат, судьи, секретари и прокуроры, чтобы пообедать в тени платанов. Их процессы никогда не назначались на один и тот же день недели, но сегодня оба бывших председателя палат сидели вместе за бокалом красного вина и филе из телятины.

Большинство посетителей, расплатившись за обед, уже вернулось на работу. Но оба пожилых господина не торопились. Половина бутылки красного вина обеспечила им благодушное настроение, а на улице их ждала только жара.

– Эй, эй! – послышалось откуда-то.

Вернер и Кристоф удивленно переглянулись. Что это было, откуда донеслось?

Лишь когда снова раздалось «эй, эй!», наверх посмотрел сначала Кристоф, потом Вернер.

Из окон второго этажа им махали руками три темнокожие женщины, приглашая подняться к ним. Этих африканок поселила в номерах бывшего отеля социальная служба.

Оба бывших председателя отмахнулись, но втайне они были польщены тем, что дамы сочли их вполне достойной добычей. Они заказали себе еще полбутылки красного. У них было время пофилософствовать. Напрашивалась тема межкультурных конфликтов.