Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

– Я сестра студента Г. Мы шли на встречу с вами, но сбились с пути и запоздали. Я следовала по тропе на ощупь, используя посох. Брат поднимается вслед за мною, он должен быть где-то близко.

Вскоре прибыл и сам Г., доставив ряд важных известий. Не желая обнаружить, куда и зачем идёт, он не взял проводника и отправился в путь вдвоём с сестрой, ограничившись указаниями Б. о месте моего пребывания. Утром оба отправились вниз, а я стал готовиться к тому, чтобы навсегда покинуть это столь благодатное и природою одарённое место, на некоторый срок послужившее мне убежищем и домом.

В горах Туркестана есть немало таких живописных лесистых долин, будто нарочно созданных для садоводства, овощеводства и виноделия. Даже яблоки получаются здесь лучшими, нежели на чрезмерно жарких равнинах. И лучшие в мире сорта абрикоса для употребления в засушенном виде производятся именно в таких горных долинах. Виноград приносит отменные урожаи, вина получаются более тонкого вкуса вследствие лучших условий для брожения. Виноградники растут пышно и не требуют укрытия на зиму. Миндаль цветёт и плодоносит, а выращивание фисташки было бы весьма прибыльным делом, так как даёт поды ценные, из коих готовят лекарство и краситель. Ещё целое множество полезных растений можно было бы здесь разводить. Но природные богатства этих чудесных долин мало известны, может быть ещё потому, что некоторые труднодоступны, нет туда дорог и переправ через реки.

Бывшая российская система правления осуществляла своеобразную политику колонизации Туркестана. Она стремилась заселить его богатые земли бедняками и пропойцами, для самой России нежеланными. Людям с достатком трудно было наладить здесь фермерское дело, потакая социалистическому настрою русской интеллигенции. А нынешнее «Правительство рабочих и крестьян» знает только одно: грабить и разорять этот дивный край.

Однажды прибыл Б. и доставил мне всё необходимое для отбытия в Семиречье, включая денежные средства. На сей раз, я был во всеоружии документов, свидетельствовавших, что предъявитель оных, Николай Иванович Новиков, является инженером-строителем и направляется в Семиречье для выполнения «гидротехнических изысканий». Такая замысловатая формулировка, непостижимая для полуграмотных большевиков, давала мне в некотором смысле преимущественное положение. Особые «мандаты» предписывали Советским органам оказывать мне в работе всяческое содействие и обеспечивать в дороге почтовыми экипажами и лошадьми. Тем не менее, из соображений безопасности, мне надлежало, по крайней мере, какое-то время избегать больших дорог и двигаться горными тропами, особенно в окрестностях Чимкента, где меня могли легко распознать или просто задержать «до выяснения обстоятельств», как это обычно водится у пролетарских властей, когда имеют дело с людьми образованными.

Накануне отправления прибыл сарт с осликом для моего багажа, и следующим утром, 19-го августа, ещё до рассвета мы тронулись в путь. Было грустно расставаться с укромным уголком, где в течение трёх месяцев я жил один среди красот природы и настолько свыкся с окружением, что сам стал неотъемлемой его частью. Горечь разлуки объяла меня, ведь я покидал своих верных друзей и уходил в Неизведанное, полное тревог и опасностей.

Долины ещё утопали в сумраке, но лучи солнца уже освещали вершину Большого Чимгана (62) (3660 м), покрывая гранитные стены его пурпуром, а снежники горящим золотом. Мы двигались едва заметной тропой по горным склонам средь кустарника и деревьев, утёсов и скал, то спускаясь к самым берегам горных рек, то круто взбираясь по откосам. Утро было сухим и прохладным, ибо в этой части гор (в такую пору – пер.) не бывает ни росы, ни тумана.

Спустились в главную долину, пересекая боковые ущелья, склоны которых покрывали свежие мхи и пышные травы, увлажнённые кристально чистыми водами речек и ручьёв, журчащих в тени деревьев, с водной растительностью вдоль берегов. Всё свежо, чисто, как будто здесь не ступала нога человека. Когда солнце уже достаточно поднялось и стало припекать, я с удовольствием утолил жажду сладким виноградом, чьи гроздья свешивались с кустов и деревьев вдоль тропы.

Около полудня мы подошли к краю разрушенного кряжа, который нам предстояло пересечь. И тут наш бедный ослик оступился, потерял равновесие и покатился вниз по очень крутому склону. К счастью, падение остановил плотный кустарник, так что когда мы с большим трудом добрались до несчастного животного, оно беспомощно лежало на спине с конечностями, торчащими вверх. Но ослик отделался легко: несколько ссадин на ногах и разодранное ухо. Мою кладь сорвало, но не повредило, даже бутылка мадеры, которую я прихватил для «медицинских целей», и та уцелела. Много сил и времени ушло вернуть бедное животное на тропу, так как склон был крут и труднопроходим из-за камней и густых зарослей колючего барбариса.

Через пару часов после этого происшествия мы пересекли реку и перебрались на другой берег долины. Именно здесь горный поток был относительно спокойным, а русло более-менее ровным. Мы сделали привал на тенистой лужайке возле реки, чтобы накормить ослика, перекусить и напиться чаю самим. Завтрак наш был скуден, только лепёшки, да и те надо было экономить. Дальше ущелье сужалось в теснину, а тропа серпантином поднималась на высокий склон над потоком и петляла меж известняковых кряжей. Затем мы снова спустились к реке, где миновали пещеру, в которой ещё сорок лет назад обитали тигры. Теперь их в здешних местах не водится, но пещерой пользуются медведи во время зимней спячки.

Ещё раз или два взбирались мы круто вверх и вновь спускались к реке, которая спокойно текла в узкой долине среди зарослей ивы и облепихи крушинной ( Hyppophae rhamnoides ), увешанной массой ароматных жёлтых ягод. Оканчивался пояс горных лесов, и крутые горные склоны покрывала чудесная зелень трав – идеальные пастбища для стад овец и лошадей, но всё здесь теперь было в запустении. Коммунистическим порядкам немного понадобилось времени, чтобы разорить богатый край; горные киргизы, коренные хозяева здешних мест, разорились, и сотни тысяч акров отменных пастбищ оказались брошенными.

День склонялся к вечеру, и долина погружалась в тень. Пора было уже вставать на ночлег, но спутнику моему удалось склонить меня к тому, чтобы пройти ещё немного, а затем ещё и снова чуть дальше. Наконец я понял истинную причину его нежелания разбить бивак: впереди намечалось место киргизского кочевья.

– Однако что за радость в грязной юрте, – спросил я, – не лучше ли, имея всё, что нужно, заночевать на свежем воздухе, на травке?

– Как не понимаешь, – был ответ, – там люди, а здесь место дикое…