Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Судья помог мне нанять местного киргиза вкупе с верблюдом, дабы везти фураж для лошадей, ибо плато Чатыр-Куль и Торугарт, по слухам, всё ещё под снегом, и подножного корма там нет вовсе.

Ферма была вся в окружении луговин и выгулов с молодым нежным травостоем, а ниже на болотистой почве произрастали во множестве белые и сиреневые примулы. Я как раз прогуливался здесь на закате дня, небо затягивалось тучами, кукушка в саду твердила однообразную песню свою, тонкий пересвист песочников доносился с болот, чибисы хлопали крыльями прямо надо мною, издавая свои жалобные крики. Я впал в глубокую печаль. Даже тут, в этом самом отдалённом уголке, в этой радостной горной долине, ощущалось какое-то дуновение краха и гибели Российской Империи…

Долина реки Кара-Каин, по которой пролегал наш путь, есть всего лишь продолжение Ат-Баши, но простирается в противоположном, западном, направлении, восходя постепенно к перевалу Ак-Бейит (137) и далее к перевалу Яссин через Ферганский хребет – это самый простой и естественный путь из Нарына в Фергану. Нижний участок долины представляет собой отменное пастбище со многими арыками, ныне заброшенными и пересохшими; явственно, что когда-то места здешние были плотно населены.

Оставалось преодолеть ещё около шестидесяти вёрст до пограничной заставы Ак-Бейит. В десяти вёрстах от места нашей очередной ночёвки, по левую сторону от дороги, видны руины древнего китайского городища: развалины стен, сторожевых башен и т. д. (138)

Местами всяческие следы дороги пропадали. В одном из таковых наша повозка с лошадьми застряла в болотистом грунте. Мы тщетно пытались её вытащить. Пришлось полностью разгружаться и тянуть лошадьми за верёвку, привязанную к задней оси. А тем временем развлекали нас бесчисленные милейшие трясогузки ( Rudites iranica Zar.), что порхали и бегали по болотине (139) . У этой изящной маленькой птички головка, шея и грудка ярко-золотого цвета, а спинка бархатисто-чёрная, крылышки серого цвета с белыми полосками. На фоне яркой зелени поляны, покрытой досель низкою молодой травкой и мхом, испещрённой золотистыми тюльпанами, эти крохотные жемчужинки смотрелись столь выразительно, что казались нарочито созданными под стать пейзажу. Я глаз не мог оторвать от очаровательной картины.

Уже был поздний вечер, когда стали мы на ночлег возле одиноко стоящей киргизской юрты. Хозяин, приличный на вид старина, был необычайно вежлив и предупредителен. Я заночевал на открытом воздухе, а когда поутру вошёл внутрь юрты, дабы чуточку отогреться у камелька, то стал свидетелем по-варварски трогательной сцены женской услужливости. Хозяйский сын почивал сном праведника, на киргизский манер, совершенно голый под одеялом. А в это время его любящая и преданная жена пользовалась случаем, дабы почистить его штаны от паразитов, в оных кишащих. Она делала это способом, настолько же действенным, насколько показался мне оригинальным: брала каждую складку и каждый шов, и быстро обкусывала их своими ослепительно белыми зубками. Отчётливо был слышен непрерывный сочный хруст. Столь необычная сцена живо мне напомнила слова Геродота, «скифы, вшей поедающие…» (140) До чего же точно описал историк обычаи вот этих самых киргизских племён двадцать два столетия назад! Наши познания о мире могли бы устыдить тех педантов, что упрекают Отца Истории в легковерии и преувеличениях.

Ближе к Ак-Бейиту растительный покров почти исчез, остались лишь редкие заросли чахлых горных растений. Почтовая станция Ак-Бейит расположилась в устье небольшой долины, что ведёт к перевалу и плато Арпа. Здесь обосновался охранное подразделение Красной армии, стерегущее вход и выход в «Совдепию».

Я нарочито задержался с прибытием сюда на один день, дабы пройти столь опасный пункт на воскресенье Троицы, когда большая часть красных охранников отправятся в посёлок Ат-Баши и там будут праздновать на свой манер, а немногие оставшиеся на посту, конечно же, будут равно пьяны.

Мои расчёты блестяще оправдались. На посту остались лишь татарин и киргиз, оба суть невежды. Я предъявил им свой внушительный «мандат», специально заготовленный на данный случай и предписывающий мне закупить мату в ближайшем подходящем для того месте на китайской территории, по приказу Совета народного хозяйства в Токмаке. Одновременно я сдобрил их сердца, даровав полбутылки настоящей, неподдельной, неразбавленной старой водки и полтора килограмма изюма, особо ценимого ввиду невозможности раздобыть в районе сахар. Красные стражники, благодарно осклабившись, пожелали мне доброго пути и удачи, попросили скорей вернуться и привезти для своих жён и детей немного ярко окрашенной холстины для пошива халатов.

«Наши женщины в семье и на работе ходят почти голые!» – воскликнули они.

Чувство глубокого облегчения, настоящей радости и свободы нахлынуло на меня, когда последний пост Советской России остался позади, и моя повозка продолжила путь вверх к высокогорному плато Арпа и Чатыр-Кулю. Снег вокруг местами всё ещё лежал, и на нём видны были следы диких овец, лисиц и волков.

Долина Арпа выглядела как настоящая степь в Оренбуржье; снег таял здесь повсюду, давая начало потокам. Мы встали на ночлег при входе в долину Карасу (Чёрная вода) (141) близ подножия скалистых холмов. Утром я был разбужен звонкими криками золотистых уток-пеганок ( Casarca rutila ) (142) , стая которых суетилась средь камней на вершине холма, подобно кекликам. Гнездятся они обычно в местах совершенно безводных, и здесь, по-видимому, облюбовали себе одно из таковых. Мне встречались гнёзда пеганок даже в свежих киргизских захоронениях, и поскольку птицы часто питаются мертвечиной, присоединяясь к грифам и воронам, то желательно исключить их из перечня съедобной дичи, тем более что мясо у них жёсткое и волокнистое.

Дорога продолжала идти на подъём. В вышине, прямо над холмом образовался облачный столб, как будто дым из кратера вулкана, чёрный и угрожающий. То были испарения Чатыр-Куля (Озеро шатра) (143) . Отсюда, с холмов, открывался обширный кругозор на пустынную равнину, окружённую со всех сторон невысокими, но весьма труднопроходимыми горами с зубчатыми вершинами. Всего лишь малая часть бассейна занята озером как таковым, имеющим в длину около двадцати вёрст, и десять в ширину.

Здесь мы находились на вершинном участке срединного хребта Тянь-Шаня, на высоте 3300–3600 метров, и всё ещё, к моему удивлению, вместо ледников, кряжей и утёсов, с которыми связываются такие высоты, тут являлась плоская долина, покрытая заснеженными холмами, которые едва ли можно назвать горами. Вся местность больше походила на полярные области где-нибудь на дальнем Севере. Лёд на озере только начинал таять и усугублял ощущение миража. Двигаться по этой арктической долине было мукой. Всё вокруг озера было покрыто рыхлою тающей коркою, а под ней вода, весьма глубокие потоки которой стремились во всех направлениях; казалось, будто вода, лёд и снег перемешались. Несчастные лошади проваливались то в рыхлый снег, то в воду, барахтались и выбивались из сил. Тогда приходилось их распрягать и вытягивать повозку верёвками. В местах, где снег сошёл, мы застревали в жидкой глине, подобной патоке. Мы с Азамат-беком всё время шли пешком, насквозь промокли по пояс и выбились из сил. Лошади измотались настолько, что едва тащили пустую повозку, и я уже начал опасаться, что не миновать нам ночёвки под открытым небом средь этого жуткого пространства холодной слякоти.