Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Во дворе бык вел себя гораздо спокойнее. Стоя под навесом возле задней стены нашего дома, он целыми днями тупо и сонно глядел перед собой, мечтая, может быть, о возможности кого-нибудь боднуть. По крайней мере, мне так казалось всякий раз, когда мы с Юркой забегали к соседским мальчишкам. Корову же мы обычно видели стоящей на привязи посреди двора. Она постоянно что-то жевала и с губ ее стекала слюна. По временам, вытянув шею и приподняв голову, а хвостом оббивая бока, корова начинала мычать. Она мычала так долго и так жалостно, будто была самой несчастной и обиженной коровой в мире. Но хозяева ее этого не считали и были правы. За быком и коровой они следили, хорошо их кормили, чистили. Навоз складывался у одной из стен штабелями, а когда он подсыхал, им удобряли огород и плодовые деревья. Не удивительно, что здесь все росло, как на дрожжах.

Семья была многодетная, но мы с Юркой знакомы были только с тремя сыновьями Самыка – Салахуддином, Нигматом и Паккыем, нашими ровесниками. Близкой дружбы не было, просто время от времени играли вместе. Но о том, что делается у соседей мы знали довольно хорошо по доносящимся с их двора звукам. Обычно именно они пробуждали нас с Юркой, если мы ночевали на топчане под урючиной.

Двор просыпался ни свет, ни заря. Утро начиналось звонким голосом хозяйки, готовящей на летней кухне завтрак, дробным стуком ее ножа о доску, бряканьем посуды. Затем раздавался стук топора: кто-то из сыновей рубил дрова. Звук был не резкий, приглушенный, он доносился с другого конца двора, но почему-то пока он звучал мы уже не слышали голоса хозяйки. За то когда топор замолкал, становилось так тихо, что мы при некотором усилии могли услышать, как фырчит на сковородке жарящийся в масле лук. Потом под говор хозяйки начинал постукивать по сковороде кафкир и до нас долетал соблазнительный запах жареного…

– Паккый! Нигмат! Все к столу! – звонко кричала мать. Тут начинался такой гам, такой перестук мисок и ложек, доносились такие ароматы, что мы с Юркой вскакивали и мчались умываться, чтобы поскорее получить свой завтрак.

Мне эта дружная семья нравилась, Юрке – тоже. Но это нисколько не мешало нам совершать налеты на абрикос Самыка. Более того: я думаю, что Юрка считал его отчасти своим – поскольку этот абрикос рос так близко, виден был с нашего двора, а плоды его можно было срывать, находясь на собственной территории, то есть, на крыше.

Года два назад Самык заметил, что именно это дерево стало почему-то меньше плодоносить. Очевидно, тогда же он обнаружил на земле возле ствола хорошо объеденные косточки. Ну, а когда после этого сосед увидел разок-другой на крыше Юрку, сомнений у него уже не оставалось. В отличие от Юрки, Самык не пожелал считать эту собственность совместной и отправился к дяде Мише. Юрка получил взбучку, поклялся больше не лазать на крышу, но… Разве можно перечислить все клятвы, которые нарушал мой кузен?

Мы лежали, прижавшись животами к железу, на самом краю крыши и озирали двор Самыка. Во дворе, кроме жующей коровы, никого, вроде бы, не было. Слышно было, что бык тоже топчется под своим навесом у стены, но с крыши мы его увидеть не могли… Ветви абрикоса простирались перед нами, совсем близко. На ближайших плодов не было – Юрка побывал здесь уже не раз. Если бы мы могли встать во весь рост, то ничего бы не стоило дотянуться до ветки, на которой так соблазнительно светились округлые, золотисто-желтые плоды. Но вставать никак нельзя! Абрикосы придется добывать лежа.

Начинал Юрка. Лежа на спине, он медленно, терпеливо подтягивал к себе ближайшую ветку, за которую смог, приподнявшись, ухватиться. Он тянул ее да тянул, постепенно покрываясь шуршащей листвой… Скрестив ноги, Юрка зажал между ними конец ветви, а руками уже ухватился за следующую и теперь подтягивал ее, чтобы приблизилась необобранная.

– Срывай! Осторожно! – просипел он из-под веток.

Я, лежа, вытянул руки вперед, голова моя, как и юркина, высовывалась за край крыши, но этого недоставало! Я вытянулся, как струна, я словно бы превратился в ту самую жердь, которой в своем саду мы сбивали плоды с урючины. Вытягиваюсь, вытягиваюсь… Вот уже не только голова и руки, я уже чуть ли не по бедра за краем крыши… Азарт такой, что даже не боюсь упасть…

– Тяни, тяни! – со стоном шепчу я.

– Рви, рви! Больше не могу! – сипит под ветками Юрка. А сам тянет… Взад-вперед… Взад-вперед… Ветка поддалась, качнулась и – цап! Круглый, прохладный, тяжелый абрикос в моей руке! Рядом с ним в листве – второй… И он сорван! И еще, еще… Хорошая попалась ветка!

– Всё… Отпускай!

Ветки, прошелестев, пружинисто вернулись на свое место.

Потные, усталые, возбужденные, мы отползли от края крыши, покрытой теперь оборванной листвой и уселись отдохнуть, хотя железо уже раскалилось на солнце. Пить хотелось ужасно. Я с наслаждением понюхал плотный, желто-красный плод. Ох, какой запах! Я впился зубами в сочную мякоть. А Юрка – он все делал быстрее меня – уже доедал, причмокивая, свой первый абрикос.

– У них скоро праздник, – обсасывая косточку, сказал он. – Уедут, наверно, на весь день… А?

Я мотнул головой. Конечно же, залезть на соседское дерево – это еще интереснее. И гораздо проще.

Юрка хихикнул и, выплюнув косточку, швырнул ее через плечо, не глядя, на соседский двор.

– Э-э-эй! Это кто там, а? Опять абрикос воруешь, а? – прогремел снизу знакомый голос…

Самык! Давно ли он подкрался или сейчас только косточка нас выдала – мы не размышляли об этом. Разом вскочив, мы прыжками поскакали к бане. Каждый наш прыжок проклятая крыша сопровождала грохотом и стрельбой. Вот спасительный ствол урючины! Ноги мои коснулись земли, я хотел что-то сказать Юрке и случайно взглянул на свое крыльцо…

Держась одной рукой за ручку двери, а другой – подбоченившись (жест, выражавший крайнюю степень гнева) на крыльце стояла бабушка Лиза. Качая головой, глядела она на Юрку, который прислонился к урючине с видом независимым и нахальным, а потом перевела глаза на меня.

Эх, если бы я обладал Юркиным характером!

Хотите – верьте, хотите – нет: Робик, Юрка и я втроем сидим за накрытым столом в квартире бабушки Лизы и мирно завтракаем. Мало сказать – мирно: мы шутим, улыбаемся, оживленно разговариваем. Картина почти небывалая и не только из-за недавней ссоры с Робиком. Я вообще не могу припомнить случая, когда бы Юрка завтракал у бабушки. Но сейчас все изменилось благодаря долгожданному событию: Робик стал отцом!