Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Сколько же мы с Юркой съедаем за лето урюка! Каждый день – килограммы. Конечно, и черешню, и вишню-шпанку мы тоже не оставляем без внимания, но урюк имеет то преимущество, что за ним не надо каждый раз лазить на дерево. Спелые плоды сами падают на землю. Выходишь утром – а завтрак готов, только подбирай. Правда, нас обычно опережают муравьи и всякая мошкара. Всю эту шуструю компанию мы называем мурашами. Нагнешься – а они уже облепили самый аппетитный урюк! Приходится уступать.

Наставал день, когда бабка Лиза, которая варила из урюка вкуснейшие джемы и прочее, уже не имела сил справляться с этим изобилием. Даже мы с Юркой уставали, переедались. И тогда все широкое пространство, над которым простирались ветви урючины, покрывалось желтым абрикосовым ковром. Нежные абрикосы очень быстро сгнивали. Мухи и мошкара облачками роились над ними. Двор приходилось подметать по два раза в день.

– ВалерИК! Юрик! Мухи, везде мухи! Идите подметать!

Бабушка Лиза в этом случае руководствуется, очевидно, правилом «кто не работает, тот не ест», тем более справедливым по отношению к нам с Юркой, что никто не съедает так много урюка, как мы.

Именно в такие дни выяснялось, что у нас очень много родственников в Ташкенте. И что для них значение этого родства возросло и усилилось невероятно. Дальние родственники в предвкушении урюка превращались в близких. Они приходили, предусмотрительно захватив ведра и корзины – и набирали урюк, даже перезрелый, для варенья, джемов, компотов.

А урюк все падал, падал, падал… Нет, это дерево не переставало нас поражать!

«Чпок! Чпок!» – то и дело раздавалось во дворе. И днем, и ночью…

Сегодня была одна из таких ночей. Звучное «чпок-чпок» казалось в тишине особенно музыкальным. Я не сразу обратил на него внимание, зато, уже начав вслушиваться, старался уловить ритм этой однообразной мелодии и угадать, когда прозвучит следующее «чпок-чпок».

Совсем другие звуки доносились до нас со стороны дома.

Возле самых окон бабушкиной спальни спал Шеф, то есть наш дядя Робик. Как и мы с Юркой, он предпочитал в жаркую погоду ночлег во дворе обществу своей беременной Марийки, которая вот-вот должна была родить. Шеф во сне похрапывал, но довольно нежно. Зато из распахнутых окон вылетал мощный, хорошо мне знакомый, храп деда. Так что слышали мы не просто двойной храп, а дуэт отца и сына, семейный концерт.

«Кыр-р-р! Х-х-ы-рр-рр!» – торжественно, грозно и воинственно… Это – дед.

«Пык-к-к, х-х – пп, пы-к-х…» – мягко, успокаивающе… Это – Робик.

«Чпок! Чпок!» – вплетался в эту музыку аккомпанемент урюка…

– Черт! – шопотом выругался Юрка. Это ему на голову шмякнулся урюк, сочный и мягкий, как я понял по звуку. – Второй уже…

Послышалось чмоканье: урюк тут же был съеден. Кузен вытер липкое лицо о пододеяльник. После таких ночей, как сегодняшняя, белоснежное белье, под которым мы с ним спали, нередко превращалось в серо-буро-малиновое. Правда, белье обычно было бабкино, а она если и постирает лишнюю простынку, ничего ей не сделается, – считал Юрка.

«Хры-ы-к-к-кыр-р-р!»…

«П-пы-хк-к…»

Юрка хихикнул:

– Во дают храпака! Слышишь – дед все громче. А Шефу – хоть бы что, спит и спит. И на голову ничего ему не падает… Рыжий, поищи-ка урюк…

Искать долго не пришлось. Юрка, присев на коленки, развернулся и что было сил кинул урюк в ту сторону, откуда доносился храп. Сочно чмокнуло, но по звуку судя, урюк попал в стену.

– Эх! – Юрка нагнулся и стал торопливо шарить по земле. – Сейчас я его… Этот помягче! – И в сторону Шефа был пущен новый снаряд.

Звук попадания был приглушенным – урюк явно ударился не о стенку. Храп прервался… Но скоро начался снова. Правда, перед этим мы услышали какое-то почмокивание, наводившее на мысль, что Чубчик, засыпая, заодно полакомился спелым урюком, как младенец материнским молоком.

Юрка поспешно подбирал новые ядра…

Меня разбирал смех и в то же время я трусил. Взрывной характер Шефа был нам хорошо известен. Но одно дело – наслаждаться взрывами его гнева днем и совсем другое – вызывать их ночью, когда все спят. Чем это для нас обернется?

– Юрка, прекрати! Чокнулся ты что ли, Пончик?

Пончиком я прозвал кузена этим летом потому что он, хотя и подрос, многовато, пожалуй, прибавил в весе. Аппетит у него был отменный. Впрочем, на юркину живость его дополнительный вес не влиял… Сейчас он уже крутился вокруг топчана, нашаривая урюк. На мои уговоры Юрка никак не реагировал, будто не слышал.

– Ах ты соня! Сейчас проснешься! – бормотал он. Потом, выпрямившись, изо всех сил кинул несколько урюковых ядер во вражескую крепость.

И крепость была взорвана.

– Сволочь такая! Убью! – раздался крик – нет, рев Шефа. Поразительно: внезапно разбуженный, да еще получивший «ранение», он в ту же секунду понял, кто виновник этой беды. Конечно же, тот, кто был виновником всех его унижений и бед! Этот проклятый племянник, этот сопляк!

Поток ругательств обрушился на юркину голову. Думаю, что Шеф использовал все крепкие выражения, какими был богат. Мы с интересом слушали их, забравшись под одеяло и притворяясь спящими. Что было глупо: вопли Чубчика разбудили бы и мертвого.

Притворяться-то мы притворялись, но очень внимательно следили, не бросится ли Чубчик к нашему топчану. Надо было иметь хоть несколько секунд в запасе, чтобы удрать. Но, видно, и Чубчик не торопился бежать куда-то в темноту. Не удивлюсь, если он побаивался, что дорогой племянничек готовит еще какую-нибудь гадость.

Упрятавшись под своим одеялом, мы не сразу заметили, что в окнах дома загорается свет. В одном, в другом… Кровать Чубчика под окнами, площадка возле урючины, наш топчан – вся ближайшая часть двора внезапно превратилась в сцену, озаренную ярким светом, падающим из окон и из распахнувшихся дверей. Там, как в ложах, стояли безмолвные зрители: дядя Миша и тетя Валя – в окне. Бабушка Лиза в длинной ночной рубашке и дед Ёсхаим в ночном колпаке – на крыльце у своих дверей. Марийка – в дверном проеме нашей бывшей квартиры. Её пузатая тень лежала на пятне света в самом центре площадки, как раз там, где вопя и вздымая руки к небу метался Робик. Единственный актер, на которого были устремлены все взгляды…

Не замечая зрителей, не видя, что топчет силуэт любимой жены и будущего отпрыска, Робик бегал взад и вперед, взад и вперед, пока не уперся вдруг взглядом в родителей, молчаливо разглядывающих сына. Чубчик остановился, замолчал – и тогда из окна напротив раздался суровый голос дяди Миши:

– Чего орешь? Пожар? Воры в доме?

– Пожа-ар! Во-о-ры! – плачущим голосом закричал Шеф. – Этот паршивец хуже всяких воров! Всю ночь хулиганит! Твой сыно-о-к! Швыряет в меня, швыряет…