Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

А у меня, когда Витька вспоминал свою Рыжую, возникало довольно неприятное чувство. Ведь знай мальчишки мое детское ташкентское прозвище, они тут же забыли бы мое настоящее имя. Еще и объявили бы, что я родственник этой самой кошки… Братец, а то и папаша! К счастью, о том, что я тоже прозывался когда-то Рыжиком ребята не подозревали.

Не меньше, чем головастики развлекали нас их родители. Лягушек в окрестностях водилось видимо-невидимо. Вероятно, благодаря арыкам. Впрочем, путешествовали они повсюду и особенно любили пускаться в странствия к концу дня. Идешь из школы домой, а они неторопливо прыгают через дорогу по каким-то своим делам. Или скачут в траве огорода. К ночи лягушки непременно устраивали концерты. Оглушительная лягушачья музыка заполняла все воздушное пространство над поселком, звучала то с одной стороны, то с другой, то отовсюду одновременно…

Больше всего мы любили слушать эти концерты на Дориной скамейке возле нашего подъезда. После того, конечно, как Дора, устав ораторствовать и сплетничать, уходила, наконец, домой. Часто Дора задерживалась допоздна, мы злились и шопотом ругали эту неугомонную толстуху. Не знали мы, как пусто станет возле нашего подъезда года через три, когда Дора уедет на родину, в Грецию. Что-то безвозвратно исчезнет вместе с ней, с жужжанием и скрипом ее кофемолки. Усаживаясь на скамейку, доски которой с помощью Доры чуть-чуть прогнулись, мы с ребятами будем посмеиваться: «Все еще тепленькая скамеечка-то… Пропекла ее Дорина толстая задница! Эх, а где-то теперь наша Дора?» Но гораздо больше скучали по Доре взрослые. Я часто видел, как соседи, проходя мимо нашего подъезда, со вздохом оглядываются на скамейку.

Но это будет потом. А тогда…

Дождавшись, когда разойдутся по домам Дора и ее аудитория, мы, как воробьи, облепляли скамейку. Начинало темнеть. Вместе с темнотой спускалась на город прохлада. И сначала негромко, а потом все звонче, сильнее, раскатистей, перекрывая и нашу болтовню, и однотонное стрекотание цикад, доносилось с разных сторон кваканье лягушек.

Мы считали, что перед концертами они ведут перекличку. Личную, так сказать. О чем-то переговариваются… Узнать бы – о чем?

Вот с нашего огорода доносится протяжное, неторопливое, сочно-мясистое такое «ку-а-а, куа-а-а-а!». И почти сразу же, как ответ, с другой совсем стороны… Очень похожее и все же чуть-чуть другое, еще более гортанное, булькающее…

– Из арыка! – безошибочно определяет Эдем. Кваканье, действительно, раздается из-под воды. Уж мы-то знаем, не раз видели! Лягушка сидит где-то там, на глинистом, неровном дне, и могучее ее кваканье сквозь толщу воды доносится аж до нашей скамейки! А если ты стоишь у арыка и еще достаточно светло, то увидишь, как со дна, оттуда, где сидит певец, поднимаются воздушные пузырьки.

Очевидно, способность к звукоподражанию, иногда очень полезная, заложена в мальчишках всех времен и народов – вспомните хотя бы ночное кошачье мяуканье Гека Финна! У меня была непреодолимая тяга к этому искусству. И уж если мне удавалось обмануть петуха, квохча по-куриному, то как я мог не попробовать обмануть лягушек? Я пробовал терпеливо и упорно, я обучился особым приемам (в школе нашлись знатоки). Нужно было приложить ко рту свернутую в трубочку кисть левой руки и через сжатые губы начать издавать звуки, имитирующие кваканье, а правой ладонью прикрывать отверстие в «трубочке» и поигрывать этой заслонкой. Звук начинал меняться, вибрировать… Может, именно такими и были самые древние музыкальные инструменты?

Так или иначе, но мой «инструмент» постепенно заиграл неплохо. Настолько, что, как уверяли мальчишки, лягушки порой отвечают именно мне. Научиться пожелали и Колька, и Эдем с Рустиком. Сначала у них получалось что-то вроде громкого пуканья, потом дело пошло. Моего мастерства, как я считал, мальчишки не достигли, но все же мы теперь могли выступать, как «лягушачий хор под управлением Валерия Квакушкина». Название придумал Колька…

Мы так порой увлекались, что с какого-нибудь из балконов раздавался сердитый сонный голос: «расквакались, проклятые! Под самыми окнами… И чего сюда скачут?»

Тут мы, трясясь от хохота, разбегались по квартирам.

Иногда переклички с лягушками устраивались прямо у арыка. Вообще у арыков летом мы болтались постоянно. Объяснить, какое место они занимали в нашей жизни, какое очарование придают арыки восточному городу я, право же, не берусь. Это надо самому увидеть и почувствовать. А я просто расскажу немного о чирчикских арыках…

Сеть их покрывала весь город. Сеть очень запутанная. Чирчик не был распланирован и застроен прямолинейно, к тому же он стоял на холмах, к тому же в Чирчике, как и в любом городе Средней Азии, буквально возле каждого дома есть огород и воду к нему надо подводить как можно ближе, а то все засохнет… Словом, по десяткам различных причин арыки в Чирчике можно было увидеть повсюду. И услышать. Плеск и негромкое журчание воды сопровождало тебя на любой улице, в любом переулке, садике. Такие привычные звуки, их даже со временем вроде и не слышишь, не замечаешь. Но стоит попасть в город, где нет арыков – сразу в душе поселяется какое-то беспокойство: чего же здесь недостает? Странный какой-то город…

Неширокие, менее чем в метр шириной, канавки… Воды их то мирно текут вдоль улицы, то завиваются косами, огибая дом или игровую площадку. Приближаясь к широкой дороге, арыки обычно с гулом всасываются в большую металлическую трубу, и с таким же гулом выплевываются из нее по другую сторону магистрали. Белая пена бешено, словно кипя, кольцом крутится вокруг трубы, брызги летят во все стороны, поднимаются высоко к небу. Кажется, вся вода здесь превращается в пену и уже не потечет по арыку. Но нет – как у ловкого иллюзиониста возникают в руках исчезнувшие предметы, так и в арыке пена каким-то образом вновь становится водой…

«Воды арыка текут, как живые, переливаясь, журча и звеня…». Когда я был мальчишкой, эта песенка была уже старой, я ее случайно где-то услышал. И очень обрадовался: мне эти воды тоже казались живыми. Более того, арыки представлялись мне бесконечно длинной змеей, какой-то извилистой таинственной Анакондой, возникающей неизвестно где и ползущей неизвестно куда.

Вообще-то, конечно, арыки брали свое начало в нашем городском канале, а точнее – в горной речке Чирчик, которая питалась водами ледников и источников. Поначалу хрустально-чистые, они уже в канале мутнели. А в арыках, хотя борта и ложа в них были цементные, еще больше загрязнялись. Вода в арыках не считалась питьевой, ее с древних времен использовали для полива. К тому же и ведра мусорные споласкивали, и мыли возле них всякую хозяйственную утварь, машины, мотоциклы. Но никто бы не стал превращать арык в свалку, бросать в него мусор. Арыки это… Арыки.