Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Охотник намеревался вечерком проведать сторожиху Афиногеновну — бабу преклонного уже возраста, но, тем не менее, весьма любвеобильную и алчную до денег. Хватит, насиделся взаперти! Душа деда жаждала праздника.

Он отложил пятёрку для Афиногеновны, а все оставшиеся деньги потратил на вино, руководствуясь поговоркой: нЕ жили богато — неча начинать! До «пензии» Малофей протянет, в погребе оставалась ещё прошлогодняя картошка.

Ребята возвращались от девушек. Засиделись, за разговорами — слишком много новостей накопилось.

Светка просто ахнула, когда узнала, что Клавку (случайно!) выкопали из могилы. Снегурка искренне жалела бывшую свою подругу, несмотря на то, что случилось. Светка была не злопамятна и, кроме того, девушка помнила добро, сделанное ей Клавкой. А то, что взбесилась тогда… Натура у неё такая — взрывная. Что поделаешь, все люди разные.

Шурка поведал о видениях Панкратыча, хорошо повеселив слушателей. Лишь Вера не улыбнулась ни разу. Ну, что за девка такая! Вроде бы — серьёзная, степенная. А всякой ерунде верит! Сказала: зря смеётесь, как бы плакать не пришлось. Вон, даже Вика, подружка её, и та потихоньку рукой махнула. Мол, не обращайте внимания. Да и пусть — у каждого свой мир в голове.

Панкратыча, конечно, жалко. Но, опять же, он сам во всём виноват. Пьёт без перерывов. А белая горячка, в отличие от ходячих покойников — научно доказанное заболевание.

— Смотрите, там кто-то идёт! — указал рукой Алан.

Всмотревшись, Шурка тоже заметил смутный силуэт, выныривающий временами из мрака кладбищенских деревьев. Тень, обходя кресты, продвигалась по направлению к старой дороге — той, что вела от кладбища к посёлку.

— Бросьте выдумывать! — Васька даже слушать не хотел ничего подобного.

— Да и пусть себе идёт. Нам что за дело? — спокойно рассудил Шурка, вспомнив, как они когда-то улепётывали, не пойми от чего.

— Может, просто собака бегает? — предположил Алан.

Друзья уже подходили к мостику. Стояла чудная погода — небо вызвездило, ни ветерка.

Малофей собирался в гости. Хоть и не свеж товар, но… на безрыбье выбирать не приходится.

Стрелки ходиков придвинулись уже к полдвенадцатого ночи. Старый охотник нахлобучил на плешь фуражку-«сталинку», слегка сдвинул её набок и, прихватив одну бутылку (хватит для куражу), а так же пять рублей денег, отправился на свидание.

Тёплая ночь объяла лесной посёлок. Верхушки деревьев замерли, словно оцепеневшие. Стояла тишина, лишь иногда цвиркали в траве сверчки. Луна, царица ночи, расплылась по небу ярко-белым блином.

Старик пошёл к сторожихе в это время не случайно. Он знал, что к полуночи Афиногеновна бросает пост и до утра остаётся дома, появляясь на объекте — то есть в мастерских — лишь перед приходом начальства. Конечно, это было известно и Грендельману, но мер против данного нарушения дисциплины директор не принимал. Техника в комплектации, краж не зафиксировано — так и чёрт с ней, с Афиногеновной!

Двухквартирный облупленный домик сторожихи ютился на отшибе, скрываясь за молодым ельником — ни номера, ни улицы. Одна квартира много лет уже пустовала, а во второй жительствовала тётка Афиногеновна. Эта дама когда-то давным-давно угодила в Березняки на отсидку за проституцию, да так и осталась в местных краях.

Свет в окошке Афиногеновны горел — значит, уже дома бабёнка! Охотник подошёл к жилищу сторожихи и внимательно прислушался. Ни звука.

Старик заглянул потихоньку в окно. Афиногеновна заваривала чифир, водрузив металлическую кружку на коптящий керосиновый примус. Рядом на столе стояла початая пачка грузинского чая.

Вроде всё тихо! Малофей уже собрался, было, стучать в стекло условным сигналом, но в самый последний момент отдёрнул занесённую руку от окна.

Внутренний ли голос, инстинкт ли самосохранения, шепнул деду: берегись, рядом кто-то есть! Старик, не раздумывая, нырнул в репей, густо разросшийся под окнами — и вовремя.

У распахнутой калитки неожиданно-беззвучно выросла тень. Знать, ещё один посетитель наведался к сторожихе! Дед, затаив дыхание, повёл глазом в сторону тени и… чуть не запищал от испуга — да это же Кабан, исчадье!

Ах ты, аспид! Умер, похоронили, закопали… ага! Вона, ходит по улицам изверг, разгуливает преспокойно. Ну и народ пошёл — никому верить нельзя!

Кабан постучался к Афиногеновне — требовательно, громко. Однако хозяйка открывать не торопилась.

Скрипучим голосом сторожиха поинтересовалась через дверь:

— Кого леший принёс?

— Открой, родимая! Пусти меня!

— Это ты?!

Дверь распахнулась настежь. Грузная фигура хозяйки выплыла на крыльцо.

— Проходи, заюшка! Уж как по тебе соскучилась, сладенький! Прости, что сразу не признала. Думала, опять Малофейка припёрся, стручок замшелый! — заворковала голубицей Афиногеновна.

Старика в кустах покоробило. Ненасытная ведьма! Сама уж давно в тираж списана, а, смотри ты — кокетничает, пенсионерка. Молодого ей подавай, тьфу!

Кабан, не говоря больше ни слова, прошёл в дом. Гостеприимная хозяйка затворила за гостем дверь. Брякнул крючок.

Малофей, ни жив ни мёртв от страха, пополз прочь по-пластунски. Бутылку, словно боевую гранату, старый охотник крепко держал в руках. Навыки тактической подготовки, полученные почти полвека назад в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не забылись.

Отдалившись на безопасное расстояние, дед вскочил на ноги и дал стрекача, будто молодой солдат-первогодок.

Малофей нёсся быстрее ветра и лихорадочно соображал на ходу: куда, куда податься? Домой? Ни в коем случае! Дед помнил, какого страху он натерпелся, сидя в сундуке.

Охотник полез в придорожный ивняк, намереваясь запутать следы в случае погони. Ветки хлестали его по лицу, но Малофей не чувствовал боли. Наконец, кустарник поредел.

Весь исколотый чертополохом, старик вылез из зарослей и угодил в глухой тупичок — тот самый, где Шурка когда-то подсматривал за Клавкой.

Малофей быстро сориентировался — это же Пронькин дом! Бог указал страдальцу спасение.

Здесь его точно Кабан не достанет! Клавка баба боевая — защитит, если что. Старый охотник забренчал калошами вдоль забора, направляясь к калитке.

— Кому не спится в ночь глухую? — пробормотала Клавка сквозь сон.

В дверь настырно барабанили. Прохор преспокойно сопел, отвернувшись к стенке. Даже артиллерийская канонада не смогла бы разбудить перепившего на радостях хозяина.

Придётся вставать самой! Борода поднялась и, накинув на плечи старухино пальто, пошла открывать.

— Какого рожна? — вместо приветствия буркнула Клавка.

Малофей, не ожидая приглашения, юркнул в сени:

— Ты меня… пошто… обманула?

Старик, сырой от пота, дышал надсадно и хрипло. Одежда его, словно шкура ёжика, была сплошь усыпана колючками-репьями. На дедкиных локтях и коленях были чернели комки грязи.